Если Халид и был удивлен, что Катринка неожиданно оказалась матерью молодого человека, которого он годами знал как сына Курта и Луизы Хеллер, то не показал этого.
— Я знаю вашего отца… Его зовут Курт Хеллер?
— Угу… — буркнул Кристиан, слегка поклонившись во время рукопожатия. Курт Хеллер служил в дипломатическом корпусе Германии. Его тесть, один из ведущих промышленников страны, оставил своей дочери большое состояние, что дало Хеллерам возможность жить на широкую ногу.
Но Кристиана интересовал совсем не Халид. Когда беседа пошла о яхтах, Кристиан уселся в кресло напротив Пиа Кавалетти. Она не показалась ему красавицей, но решил поиграть с ней, тем более, что Мартин Гавличек непроизвольно нахмурился, когда Кристиан заговорил с девушкой.
— Вы катались сегодня на Корваче? — спросил он на своем беглом, но немного нерешительном английском, улыбаясь и не делая попытки включить в разговор Мартина.
— Да, — ответила Пиа, на секунду встретившись с ним глазами.
Кристиан подумал, что она прелестна: темные брови слегка изгибались над ее овальными карими глазами. Кожа кремово-оливкового оттенка, маленький, прямой нос и полные, безупречно очерченные губы — все нравилось ему.
— Народу было много? — спросил он наугад.
— На подъемнике — да. Хотя в других отношениях… — пожала она плечами.
— Жаль, что вы не попросили отчима одолжить вам вертолет. Я уверен, вам бы он не отказал.
Он слегка выделил слово «отчим», и Мартин немедленно воспользовался этим.
— Что ты! Подъемник совсем не так неудобен, как ты думаешь… — Кристиан невзлюбил Мартина с первого взгляда, но и Мартин почувствовал в юноше потенциального соперника. Как можно небрежнее Мартин положил руку на спинку кресла Пиа. — И потом, Пиа, по-моему, любит подъемник.
— Да, если можно занять место у окна, — уточнила Пиа, — особенно над Корвачем. Канат протянут так, что сверху снег кажется сахарной глазурью, а деревья — зелеными свечками на именинном пироге.
— Мы провели чудный день, — сказал Мартин решительно.
— Моя мать рассказывала мне, что вы художница… — продолжил Кристиан, совершенно игнорируя его слова.
— Да, это так, — ответила Пиа.
— Она дизайнер ювелирных украшений, — добавил Мартин, нежелающий быть исключенным из разговора.
— И эту брошь сделали вы? — спросил Кристиан, относя свой вопрос к нежному серебряному завитку с лунным камнем на черном свитере Пиа.
Она кивнула.
— Это прекрасно: выдержано в классических традициях, но выглядит весьма современно.
— Ее работы очень необычны, — заметил Мартин.
— Если можно, я хотел бы как-нибудь их посмотреть.
— У меня с собой всего несколько вещиц. Остальные остались дома, во Фьезоле.
— Это не проблема, — заявил Кристиан, одаривая девушку одной из своих самых обворожительных улыбок. — Ведь существуют самолеты, поезда, автомобили и еще каникулы. Вы учитесь?
— Да, — подтвердила Пиа.
Кристиан флиртовал с ней, она это поняла, но решила не отвечать на его флирт. Она никогда не отвечала на флирт, и не потому, что монастырская школа отучила ее от общения с мальчиками. Просто Пиа испытывала глубокое недоверие к легким улыбкам, легкомысленным заигрываниям, которыми славился ее отец. Осуждение отца за многочисленные преступления, включая соучастие в убийстве, оставило в ней не только разочарование, но и растерянность. Оно сделало ее циничной. Почти ничто не трогало ее всерьез, поэтому напряженность, которая возникла между ней и Кристианом, была для нее знакомой и не смущала ее.
Реакция Мартина тоже легко просчитывалась. Пиа познакомилась с ним спустя год после того, как он приехал в Соединенные Штаты, когда ему было тринадцать, а ей двенадцать лет. Вместе они проводили каникулы на борту «Леди Катринки», на вилле на Кап Ферра, а позднее в Санкт-Морице, в доме Дэйзи и Рикардо. С Мартином она никогда не была осторожной, ему ничего не надо было объяснять и ни за что не нужно было извиняться. Они прекрасно понимали друг друга, полагались один на другого и считали себя хорошими друзьями. Только в последнее время у Пиа появилось ощущение, что Мартину от нее нужно нечто большее, чем просто дружба. В свои двадцать лет она уже имела некоторый сексуальный опыт: один раз с лыжным инструктором, другой раз с отцом школьной подруги, третий — с женатым профессором университета. Перспектива близких отношений с Мартином не пугала ее. Оба были созданы для стабильности, для оседлой домашней жизни и, более того, для любви.
— Мама, — позвал Кристиан, прерывая разговор, перешедший на обсуждение Кубка Америки, который его ничуть не интересовал.
Катринка резко повернулась к нему, ее лицо светилось, как это бывало всегда, когда он так ее называл.
— Да, miláčku?
— Я думаю, Пиа будет приятно поехать с нами в Мерибел…
— Вы собираетесь в Мерибел? — спросила Лючия.
— Да, — отвечала Катринка.
— Разумеется, — сказал Марк, отвечая на вопрос Кристиана. — Мы очень рады Пиа. И Мартину, — добавил он.
— И Мартину, разумеется, — повторил Кристиан, как будто бы он это и имел в виду. Ни к чему было настраивать против себя людей, полагал он.
В первую минуту Лючия готова была запретить Пиа ехать, но это была инстинктивная реакция. Ей понравился Кристиан. Он был красив как кинозвезда, интеллигентен, очарователен и, самое важное, — он был сыном Катринки, которой Лючия откровенно восхищалась. Как бы то ни было, Кристиан мог доставить немало хлопот молодой девушке, особенно такой одинокой и неустойчивой, как Пиа. Лючия вздохнула. Она надеялась, что во время каникул ей не придется переживать за дочь, увлеченную Мартином, который просто обожал ее. Конечно, он не так красив, как Кристиан, но весьма притягателен и очень сексуален. «Если бы мне самой пришлось выбирать между ними, кого бы я предпочла?» — подумала Лючия, но тут же решительно отбросила эту мысль. Она не собиралась рассматривать детей своих друзей в эротическом свете.
Пристально глядя на мать, Пиа быстро произнесла:
— Я бы хотела поехать. — Каким бы некомфортным ни обещал быть день с Кристианом и Мартином, это было лучше, чем проводить время в пустой болтовне. Она не знала, какие точно чувства испытывает к Мартину, зато знала, что не любит и не доверяет нынешнему любовнику матери.
— Какие будут соревнования? спросил Мартин, который не допускал мысли, что Пиа поедет в Мерибел без него.
— Комбинированный слалом, — ответила Катринка. — Женский. Можем еще посмотреть какую-нибудь хоккейную встречу.
— Швеция играет с Германией, — напомнил Кристиан.
Дэйзи и Рикардо прибыли, в точно назначенное время. С ними был Дитер Кейзер, который по требованию Дэйзи тут же принялся составлять вместе столы, следуя многочисленным советам.
— Где вы сегодня катались, Дитер? — спросила Катринка.
— Увы, нигде, — ответил тот. Я только что приехал. — Он остался с Дэйзи и Рикардо, чтобы в отсутствие Патрика сопровождать Лючию. — Но завтра я выберусь, как только откроются подъемники. И Рикардо тоже. Хватит ему бездельничать.
— Бездельничать?! Я почти не видела его в эти дни! — вскричала Дэйзи, — Он целыми днями только и делал, что катался.
Муж Дэйзи был помешан на спорте не меньше, чем на работе. Когда они были дома, во Фьезоле, он запирался в студии с раннего утра до позднего вечера, не прерывался даже на завтрак.
Дитер повернулся к Рикардо с шутливым негодованием:
— Ты пренебрегал Дэйзи? Да ты знаешь, как много мужчин были бы счастливы занять твое место?
— Не надо, если им дорога жизнь, — сказал Рикардо по-итальянски с широкой добродушной улыбкой.
— Стоит ли удивляться, что я люблю его? — Дэйзи взяла мужа за руку. — Он без ума от меня…
Разговор протекал в таком легком, шутливом тоне. На несколько секунд Катринка отлучилась, чтобы поприветствовать Витторио Моска, который представил ей французского писателя-романиста. Вернувшись к столу, она увидела, что Халид встал, попрощался и направился к выходу.
— Вы уходите? Так скоро? — спросила Катринка.
— Да. Я люблю немного пообщаться с сыном перед тем, как он засыпает.