— Да, — сухо сказал Кристиан. Ему уже надоело соблюдать внешние приличия. Что он здесь делает, с этими нудными стариками, чей интерес заключался только в пережевывании прошлого?
— Когда она уехала из Чехословакии, у меня чуть сердце не разорвалось от горя! Я так рассчитывал, что она завоюет для меня олимпийскую медаль в Саппоро в семьдесят втором.
Несмотря на свой возраст Ота все еще выглядел полным сил и здоровья человеком. Трудно было поверить, что они с Миреком были ровесниками.
— Я думала, вы давно меня простили за это, — сказала Катринка голосом, полным любви.
— Я простил, zlaticuo, — успокоил он ее, переходя на чешский. — Уже давно. — Он смотрел на нее с некоторой тревогой и, когда они поцеловались на прощанье, просил беречь себя.
— Не беспокойтесь, — улыбнулась Катринка. — Никогда еще в жизни я не чувствовала себя так хорошо!
— Счастье приходит и уходит. В этом жизнь…
— Я ему не понравился, — сказала Кристиан уже в машине.
— А как ты мог понравиться? — Катринка выглядела немного раздраженной. — Ты вел себя, как невоспитанный щенок!
— Но тебе же я нравлюсь? — спросил он, легонько дотрагиваясь до ее руки.
Катринка повернула к нему голову и неохотно улыбнулась.
— Нет, не нравишься, — сказала она. — Иногда. Но я люблю тебя. И очень счастлива, что ты есть в моей жизни.
— Этого достаточно, — успокоился Кристиан.
На следующее утро после завтрака Катринка и Кристиан продолжили свое путешествие.
Они поехали на север, остановившись только один раз, чтобы заправить машину и чего-нибудь выпить. К половине первого они по дороге на Могельнице проехали Оломук, бывший когда-то столицей Моравии, потом Катринка свернула на проселочную дорогу и, проехав по ней немного, остановилась перед какой-то калиткой.
— Открой, пожалуйста, — попросила она.
— Мы приехали?
— Да, приехали, — подтвердила она.
Кристиан вышел, открыл калитку, подождал, пока Катринка въедет, закрыл калитку и снова сел в машину. Катринка отметила, что и калитка и забор были недавно выкрашены, так же как и декоративные детали оштукатуренного фермерского дома. Эта ферма принадлежала семье ее матери, Новотным, и каким-то образом проскочила через шестерни в бюрократической машине, когда после прихода к власти коммунистов была объявлена коллективизация.
Когда машина остановилась, к ней бросились три немецкие овчарки; входная дверь открылась, и из нее выбежала полная женщина, раскинувшая руки:
— Катринка, zlaticko, dobry den! — Ее потускневшие светлые волосы были закручены в узел на макушке. Трудно было поверить, что она всего на несколько лет старше Катринки.
— Олинка, как я рада тебя видеть! — воскликнула Катринка, обнимая женщину. — Это жена моего кузена Франтишека, — объяснила она Кристиану по-немецки. — А вот собаки. Здесь всегда были собаки. — Она повторила то же самое для Олинки по-чешски.
— А еще цыплята, поросята, — сказала, смеясь Олинка. — Входите, входите. Какой красивый у тебя сын! Он очень на тебя похож. Ах, как жаль, что моих мальчиков нет дома. — Они учились в университете в Брно. — Здесь только Милена. Она вот-вот должна вернуться из школы.
— А где Франтишек?
— Он работает в саду, но скоро придет обедать.
Катринка и Кристиан прошли следом за Олинкой в огромную кухню, где был накрыт стол на пятерых. У очага в кресле-качалке сидела старая женщина. Ее седые волосы были аккуратно заплетены в косы. Услышав шаги, она крикнула голосом тонким и взволнованным:
— Катринка, это ты? Ну только посмотрите на нее, — сказала она, когда Катринка встала перед ней. — В таком возрасте ждешь ребенка! Господь тебя благослови! Ну иди ко мне, поцелуй свою старую тетку.
— Тетя Зденка, как хорошо вы выглядите, — Катринка расцеловала старую женщину в морщинистые щеки. Зденка и ее мать были родными сестрами.
Она похлопала Катринку по животу.
— Девочка, — уверенно сказала она.
— Чего с вашей ногой? — поинтересовалась Катринка, заметив, что ее нога в гипсе покоится на скамеечке.
— Так глупо вышло, — Зденка с досадой махнула рукой. — Я встала на стул, чтобы достать банку консервов с полки, и упала. Вот теперь сижу целыми днями без дела.
— Чистка картошки и морковки не дает тебе скучать, — пошутила Олинка.
— Это твой сын? — спросила Зденка. — Какой красивый мальчик. Подойди. Поцелуй меня.
— Поцелуй ее, — приказала Катринка по-немецки.
— С удовольствием, — сказал Кристиан с неожиданной теплотой. — Никогда не отказываюсь поцеловать красивую женщину. Выздоравливайте поскорее, тетя! — Он был сама учтивость.
— Что он сказал? — спросила Зденка.
Катринка перевела, и Зденка рассмеялась.
— У него медовый язык, как у твоего отца!
Через пять минут явился Франтишек. Высокий, широкоплечий, он по-медвежьи обняла Катринку.
— Добро пожаловать! Добро пожаловать! — расшумелся он. — Давно тебя не видел…
Обед прошел весело, Катринка и ее родня рассказывали друг другу последние новости, вспоминали прошлое. Время от времени Катринка переводила самое интересное Кристиану, который, удобно устроившись, ел домашние колбаски и свежеиспеченный хлеб. Нельзя сказать, что ему было здесь хорошо, но его очень забавлял вид матери, всемирно известной светской львицы, которая одинаково удобно чувствовала себя и на балу у коронованных особ и на кухне фермерского жилища в маленькой восточноевропейской стране. Сможет ли он когда-нибудь понять Катринку, спрашивал он себя.
После обеда Франтишек вернулся к работе. Олинка принялась убирать посуду, а Катринка показывала Кристиану ферму.
Когда они вернулись в дом, там уже была вернувшаяся из школы Милена — среднего роста, тоненькая девочка с бледной кожей и приятными чертами лица.
— Какая красивая ты выросла, — ахнула Катринка, увидев ее.
— Точно как твоя мать в молодости, — заметила Зденка.
Милена вспыхнула и с очевидной неловкостью поблагодарила Катринку за похвалу.
— Что с тобой? — спросила ее мать и добавила, обращаясь к Катринке: — Обычно она совсем не такая робкая. Ты бы видела ее вчера, когда она узнала о твоем приезде…
Если другие просто любили Катринку как члена семьи, то Милена искренне боготворила ее. Смутившись, девочка убежала делать уроки.
Кристиан с разочарованием воспринял ее уход, но ему недолго пришлось ждать ее возвращения. Очарование Катринки было слишком сильным, и девочка не могла противиться ему. Катринка принялась помогать готовить ужин.
— Ты мне мешаешь, милый. Пошел бы в комнату и там почитал, — предложила она сыну, в очередной раз проносясь мимо него. — Или посмотри телевизор. Если, конечно, не хочешь помочь тете Зденке лущить горох!
— Пожалуй, пойду посмотрю телевизор, — лениво потянулся Кристиан. — Милена не хочет попрактиковаться в английском?
— Нет, спасибо, — поспешно ответила Милена тоже по-английски. Она боялась остаться наедине с этим молодым человеком. Что-то в нем тревожило ее. Он совсем не был похож на ее братьев, она не знала, о чем говорить с ним. — Я останусь и накрою на стол.
— Ты очень хорошо говоришь по-английски, — заметила Катринка.
— Правда, — подтвердил Кристиан и улыбнулся. — Может быть, ты потом научишь меня нескольким фразам по-чешски? — Милена нервно кивнула. — Прекрасно, — Кристиан извинился и вышел из комнаты.
Ужин в тот вечер был точной копией обеда — полный смеха и разговоров. Когда говорила Катринка, Милена с жадностью наблюдала за ней, а Кристиан, в свою очередь, не отрываясь, смотрел на Милену. «Красивая, но очень робкая», — подумал он.
Когда они поужинали и убрали посуду, — Франтишек вынес гитары, одну из которых передал Катринке. Милена исчезла на несколько минут и вскоре появилась с мандолиной в руках. Как всегда по вечерам, они уселись вокруг очага, стали играть старинные народные песни, вальсы и польки и петь. Но вскоре Катринка заметила нечто необычное и перестала играть. За ней остановился Франтишек, потом Олинка и Зденка. Пела одна Милена, голосом чистым и нежным, иногда тихим, иногда сильным. Она не сразу обратила внимание, что все слушают ее одну. Кровь бросилась девушке в лицо, и она перестала петь.