Девушка содрогнулась, представив себе, что за препятствие и как Санджей готовится его убрать.
— Говоришь, сами поплывут в руки? Пока что я видела, как к нам плыл аллигатор.
— Перестань. Забудь эту историю. Ничего не было.
И Нандинья все забыла. Ее любимый — убийца, но она не перестала любить, словно ослепла. Санджей не сомневался, что девушка не оставит его.
Зазвенел телефонный звонок, Нандинья сняла трубку:
— Алло, я вас слушаю.
— Это Нандинья? — раздался низкий женский голос.
— Да. Кто говорит?
— Передайте трубку Санджею.
— Санджею? — удивилась девушка. — Да кто это?
— Передайте ему трубку, он меня хорошо знает.
Молодой человек понял, что происходит что-то странное. Он подошел к аппарату:
— Дай мне…
Нандинья прижала трубку к груди:
— Нет! Ошиблись номером.
— Перестань! — Санджей грубо выхватил трубку. — Слушаю, кто говорит?
— Разве ты не узнаешь меня?
— Нет. Голос я где-то слышал… — Молодой человек заколебался, но догадка была слишком страшной.
— А ведь ты клялся, что впереди у нас много счастья, что ты окружишь меня нежной заботой…
— Не может быть, — вскрикнул Санджей.
— Да, да, это я.
— Но ты же…
— Зубы крокодила, они такие острые! Сначала это больно, потом уже ничего не чувствуешь.
Убийца чувствовал приближение безумия. С ним разговаривала Арти, его жена, которую он убил. Рука, державшая телефонную трубку, мелко задрожала. Он пошатнулся и чуть не упал, вовремя ухватившись за столик.
— Что тебе надо от меня? Я ничего не боюсь! Тебя просто нет, это чья-то злая шутка!
В трубке послышался мелодичный женский смех:
— Тебя ждет твой дядя Хералал, он расскажет тебе, какая это шутка.
Мембрана щелкнула, раздались короткие гудки. Санджей отбросил телефон и сел прямо на пол. Взгляд его дико блуждал по сторонам, ни на чем не фокусируясь. Он выглядел совершенно обезумевшим.
— Кто это был? — спросила Нандинья.
— Не знаю, это ошибка, это какая-то страшная ошибка!
Распрощавшись с любовницей, молодой человек сел в машину и несколько минут пытался успокоиться. Руки мелко дрожали на руле. Овладев собой, он включил зажигание и плавно тронул автомобиль с места.
Дорога, занимавшая пять минут, показалась длиною в вечность. Инстинктивно он оставил машину в квартале от дома Хералала и пошел пешком. Вечерняя пустынная улица слабо освещалась фонарями, маслянисто блестели густые кусты по сторонам дороги. Санджей озирался, будто ждал нападения из темноты.
Протяжный собачий вой заставил его вздрогнуть. Он остановился, закурил сигарету.
— Что за ерунда! Кто-то пытается меня запугать, а я поддался, как мальчишка!
Твердым шагом молодой человек двинулся к дому своего дяди. Открыв скрипнувшую калитку, вошел во двор. Похоже, Хералал спал, слабым светом горело лишь одно окно. Поднявшись по ступенькам, он хотел постучать, но незапертая дверь открылась от первого же толчка.
— Дядя! Вы здесь?
Ему никто не ответил. Санджей прошел в комнату и в слабом свете лампы увидел стоящего у стены дядю.
— Добрый вечер! Вы что, меня не узнаете? Это я, ваш племянник.
Обычно говорливый, Хералал молчал, глядя на него выпученными глазами. Молодой человек подошел ближе, и дикий крик вырвался из его груди. Вне себя от ужаса, он выбежал на улицу и остановился только у перекрестка, ведущего на ярко освещенный, людный проспект.
— Господин Санджей, ужин готов, — проговорил слуга.
Хозяин пробежал мимо него и закрылся в гостиной. Удивленный Динеш прислушался у дверей. Из комнаты доносились странные всхлипывающие звуки, звяканье стекла. Пожав плечами, слуга отправился на кухню.
Да, непонятные дела творятся в доме. Впрочем, кто этих господ разберет, чего у них на уме. Отказываются от вкусного ужина, да такой еды в деревне и не видели. Там приходится трудиться от зари до зари, а на обед — всего лишь пригоршня риса и лепешка. Кусок мяса позволяют себе в праздники, кто побогаче едят нежный кебаб. Динеш похлопал себя по приятно округлившемуся животу. Здесь он заметно поправился, скоро совсем растолстеет, будет похож на солидного человека, тогда и жениться можно будет, за такого парня любая пойдет.
Глава тридцать пятая
Мутная белая пелена постепенно рассеялась, потолок плавал над головой, потом остановился. Дикшит пытался понять, где находится — похоже на больницу. Он пошевелил рукой: кажется, работает. Может быть, попытаться встать? Ему удалось оторвать голову от подушки, но тут же он со стоном опустил ее.
В памяти постепенно всплывали эпизоды прошедшего дня. Избитые дети, злобный взгляд Санджея. Вот он уходит из мрачного дома, едет в офис, останавливается, выходит из машины, дальше — яркая вспышка, поглотившая весь мир, и покой…
Сбоку к нему наклонилось расплывчатое лицо. Адвокат напряг зрение и увидел прекрасную женщину, глядящую на него с тревогой и состраданием. Такие лица, наверное, у богинь, неужели все-таки вознесся на небеса?
— Вы меня слышите? Вы можете говорить?
Дикшит разинул рот, издав нечто похожее на писк котенка. Ему казалось, что он говорит ясно и отчетливо, но женщина положила руку ему на плечо и сказала:
— Вам лучше лежать спокойно, доктор сказал — опасности никакой нет, вы скоро поправитесь.
К адвокату придвинулось усатое лицо. Внимательно поглядев на больного, доктор произнес:
— Он начнет говорить через несколько дней. Повреждены голосовые связки. Вам лучше его не беспокоить. Я приду через несколько минут, постарайтесь закончить беседу к этому времени.
Доктор ушел. Женщина подсела ближе, участливо посмотрела ему в глаза. Дикшиту показалось, что в ее облике проглядывают знакомые черты, будто она состоит из двух человек. Один — жесткий, волевой, целеустремленный, другой — добрый, мягкий, с милыми, домашними повадками.
— Меня зовут Джотти, — сказала женщина.
Адвокат попытался вспомнить — нет, он не слышал такого имени. Возможно, память слишком слаба.
— Я задам вам всего лишь один вопрос, а вы мне ответите глазами. Если «да», то закройте, «нет» — оставьте открытыми. Вы меня поняли?
Дикшит на секунду сомкнул веки.
— Очень хорошо. Скажите, кто это с вами сделал. Я назову имя, а вы отвечайте «да» или «нет». — Она наклонилась к нему. — Это сделал Санджей?
Глаза раненого широко открылись, потом он сомкнул их.
— Я так и знала.
Кавита стояла у окна, прижавшись лбом к прохладному стеклу. С недавних пор она проводила так долгие томительные минуты в ожидании мамы. С этой точки хорошо была видна аллея, ведущая к дому, часть чугунной решетки и мелькающие на улице автомобили. Сколько раз девочка представляла себе, как ее мама идет по песчаной дорожке, улыбаясь и поправляя развевающийся от ветра платок.
— Когда ты увидишь маму, скажи сразу мне, — говорил Бобби.
— Конечно, скажу, — отвечала Кавита. — Ты рисуй, тебе нельзя отвлекаться.
Мальчик увлекся живописью. Лишенные занятий в школе, дети пытались учиться сами. Девочке хорошо давались точные науки, а ее брат рисовал целыми днями. Из-под его кисти выходили сказочные дворцы, кошки, собаки, битвы гигантских богов и портреты людей. Он изобразил в картинах все, что с ними происходило: вот искаженное злобой лицо Санджея, он кричит на детей, угрожает им смертью; вот хитрый Хералал говорит льстивые слова; Рам испуганно бежит по лестнице, на верхней площадке которой его ждет гибель от рук убийцы. Но чаще всего Бобби рисовал близких людей — отца, грустную Кавиту и маму, такую, какой он ее запомнил.
Если бы кто-нибудь увидел эти рисунки, он бы узнал все, что происходило с несчастными детьми.
— Бобби, — сказала девочка, не оборачиваясь, — ты знаешь, я очень боюсь дяди Санджея.
— Я тоже боюсь.
— Нет, я говорю, что он убил дядю Рама, и я боюсь, что он и до нас доберется.