В и й о н (резко). За деньгами, да! Потому что только за деньги и можно купить свободу в этом продажном городе!
К о л л е н. Свободу — отчего?
В и й о н. От того, чтобы не просиживать штаны у судейского крючка или королевского нотариуса! Чтобы не быть служкой у объевшихся попов в капитуле Богоматери! Не корпеть в парламенте, где все равно никто правды не добьется! Мне нужны деньги, чтобы ни от кого не зависеть, никому не угождать и — не врать, не врать! Чтобы я мог писать стихи, одни стихи, только стихи, а ради них я на все готов, даже на кражу, как видишь… Я пришел сюда все-таки рифмачом, Коллен, только тебе этого не понять!
К о л л е н. А коли нас легавые схватят, они-то тебя поймут? Поверят? — или ты надеешься заговорить им зубы своими стихами?
Вийон промолчал.
Вот так-то, Франсуа.
М а л е н ь к и й Ж а н (работает). Ах ты мой сладенький! — не даешься мне, паскуда?! Думаешь, Маленький Жан тебя не одолеет, не нарушит тебя, как жених невесту в брачную ночь?! Врешь, Маленький Жан еще и не таких уламывал, не таких к стенке припирал, мой красавчик…
К о л л е н (нетерпеливо). Управишься до зари?!
Часы на башне Сорбонны бьют полночь.
М о н т и н ь и. Полночь.
М а л е н ь к и й Ж а н (крестится). Рождество. Господь народился.
К о л л е н. Ничего, успеем, зимние ночи длинные.
М а л е н ь к и й Ж а н. В рождество грешить не велено. В рождество молиться надо.
К о л л е н (нетерпеливо). Ты нагреши для начала, а уж потом замаливай!
М а л е н ь к и й Ж а н (упрямо). А Маленький Жан наперед желает!
К о л л е н (сдаваясь). Ну, молись, да покороче!
М а л е н ь к и й Ж а н. А он не может сам, Маленький Жан, он молитв наизусть не помнит. Работа нервная, память и отшибло.
М о н т и н ь и. Ну, повторяй за мной: «Домини нострем…»
М а л е н ь к и й Ж а н. А Маленький Жан по-латыни не умеет. Пусть кто другой гундосит, а он про себя по-французски будет, по-простому. (Становится на колени.)
Ударили к рождественской мессе все колокола Парижа — торжественно, празднично, зовуще.
В и й о н (под звон рождественских колоколов). Господи, услышь меня в эту ночь… в ночь, когда ты пришел к нам, чтобы все искупить — наши грехи, нашу слабость, гордыню, беззащитность, вражду, наше ничтожество и наше неведение… услышь меня! Я прошу о малом — дай всем счастья! Малого счастья, легкого, чтобы ноша эта не согнула наши слабые плечи. Дай нам счастья по нашим силам, не больше того, что может вместить наша душа… Дай нам сохранить в себе твой образ и подобие! Я ни о чем не прошу для себя, мне ничего не надо… ничего, пока я слышу чужие вздохи и умею их рифмовать, пока чужая боль отмеряет шаг моей строки, пока чужое сердце бьется в моей балладе… Мне ничего не надо!.. Дай каждому, чего он стоит, что ему посильно… и научи нас молиться, надеяться, верить, любить, терпеть и прощать…
М а л е н ь к и й Ж а н. Теперь другое дело… теперь душа обеспечена, греши себе в свое удовольствие… А сундучок-то брюхатенький, по всему видать, на сносях сундучок!.. (Работает.) Ничего, поддашься, мой ласковый, уступишь, моя девочка-недотрога, отомкнешься, сучка приблудная…
Замок щелкнул, отомкнулся.
(Откинул крышку сундука, вытащил из него туго набитый монетами полотняный мешочек.) Разрази меня гром! Хвати меня родимчик! Вот они, кругляши-то, тепленькие, желтенькие!..
Коллен, Монтиньи и Вийон бросились к нему.
К о л л е н. Давай его сюда!
М а л е н ь к и й Ж а н (не отдавая мешок). Это еще зачем?!
К о л л е н. Пересчитать!
М а л е н ь к и й Ж а н. А Маленький Жан и сам счету учен! Простой человек, но палец в рот ему класть не советую!
К о л л е н (стянул с себя рубаху, расстелил ее на полу). Высыпай! Высыпай, не крохоборничай!
М а л е н ь к и й Ж а н (с веселым звоном высыпает золото на рубаху). Сто! Тыща! Маленький Жан и на глазок все до последнего денье подсчитает!
Они сгрудились на коленях вокруг золота.
К о л л е н. Не тронь! Я сам! Раз, два, три, четыре… Ах ты дьявол! — пальцы не слушаются…