В и й о н. В чем же? — я готов, но в чем, в чем?!
Д’ О с с и н ь и. Вам лучше знать. (Брезгливо.) Признаться, я думал, что с вами придется повозиться…
В и й о н. Почему?
Д’ О с с и н ь и. Вы ведь, по слухам, — поэт… ну, что-то вроде пророка. Языческого, разумеется, безбожного, греховного, но — все же… А пророки — крепкий орешек.
В и й о н (с горькой усмешкой). Пророк? Страстотерпец, с песней на костер всходящий?.. — я должен вас огорчить, ваше преосвященство, я всего лишь поэт… всего лишь слабый человек — малый, ничтожный, трусливый, тщеславный, несчастный… В чем я должен сознаться, монсеньер? — я готов. Приступайте, не стесняйтесь. (О Палаче.) Только пусть он для начала меня немного попытает, самую малость. Для приличия. Чтоб мне хоть перед самим собой было не совестно сознаваться, доносить, раболепствовать… Только велите ему, чтоб он не делал мне слишком больно — я боюсь боли, монсеньер!..
Д’ О с с и н ь и (нахмурился). Что за фантазии?!
В и й о н. Я поэт, ваше преосвященство, мне без этого нельзя…
Д’ О с с и н ь и. Без фантазий?
В и й о н. Без боли, монсеньер…
П а л а ч. С чего начнем, ваше преосвященство? — щипчики раскаленные, иголочки под ноготок, испанский воротничок, испанский, опять же, сапожок, свинец расплавленный в горлышко, колесом счастья косточки прощупаем?.. Ну, а напоследок, само собою, — дыба, для завершения, так сказать.
В и й о н (про себя). Боже, боже, боже, боже!..
Д’ О с с и н ь и (его передернуло). Ничего не надо. Пока.
П а л а ч. Воля ваша, монсеньер… хоть и против правил, да вам виднее.
Д’ О с с и н ь и (ему). Но будь наготове. (Вийону, без воодушевления.) Итак, признаете ли вы себя виновным в том, что…
В и й о н (поспешно). Да! Да!
Д’ О с с и н ь и (теряя самообладание). …в том, в чем тебя обвиняет суд матери нашей святой церкви?..
В и й о н. В чем? В чем?! — назовите же наконец мою вину, мой грех!..
Д’ О с с и н ь и (кричит). Признаешь? — нечестивец, святотатец, гниль, падаль! — признаешь?!
П а л а ч. Ах ты пакостник! Ах ты срамник! — с тобой по-хорошему, а ты…
Д’ О с с и н ь и (потеряв власть над собой). Растлитель, подстрекатель, ловец душ, язва зловонная, рифмоплет! — сознаешься?!
В и й о н (понял наконец, в чем его обвиняют; не сразу). Ах, вот вы о чем… о моих стихах… вот в чем моя вина…
Д’ О с с и н ь и (взял себя в руки, сел в кресло). А вы полагали, мэтр Вийон, что я за воровство вас буду судить, за грабеж, за плутни? — о нет! Для этого у меня есть мои следователи, мои судьи, мои палачи. О нет, мой друг, за другое я оказал тебе честь своим присутствием при пытке, которой, по всему видно, не миновать. Ты — червь в плоде, ты — гнусная болезнь под гладкой кожей юноши, бродильные дрожжи, которые вино превращают в уксус… (Постепенно распаляясь.) Ты — искус иных истин, иных терзаний, иных свобод, иной вечности, чем та, на которой стоит незыблемо королевство и церковь! Вот за что тебе мой суд и моя виселица!
П а л а ч (вне себя). А вот я его сейчас так обработаю — вечность с овчинку покажется… Чтоб кости трещали! Чтоб лопнули сухожилья! Чтоб вдребезги позвонки!..
Д’ О с с и н ь и (подошел к Вийону вплотную). Это ты твердишь голодным, что они голодны! Бесправным — что они бесправны! Женщинам — что бог сотворил их для чистых радостей, а мужчинам даровал право быть самими собой! Это ты кричишь миру, что он несовершенен и мог бы быть лучше! — вот в чем твой смертельный грех, твоя неизбывная вина! И ты это знаешь! Ты признаешься мне в этом!
В и й о н. В этом — нет, монсеньер. Нет.
П а л а ч (в исступлении). Чтоб дух вон! Чтоб кровь струей! — дозвольте, ваше преосвященство!
Д’ О с с и н ь и. Ты признаешься! — я докажу твою вину уликами или подозрениями, показаниями свидетелей или наветом лжесвидетелей, доносами правдолюбцев или клеветников, мне все равно! — ты должен умереть!
В и й о н (скорее с печалью, чем с гневом).
П а л а ч (кричит). Велите, ваше преосвященство, душу потешить! Я его вмиг доведу до здравомыслия! — только велите, монсеньер!..