От гордости и спеси воображаем мы себе, что мы лучше других, и думаем, что другие нам много, мы же им не столько, или и совсем ничем не одолжены.
Гордость ведёт нас к ложному мнению, что мы отлично премудры, богаты, прекрасны и добродетельны, или но крайней мере в таковых преимущественных обстоятельствах, что другие ради того нас предпочитать долженствуют, и что мы того по праву от них требовать можем. Гордость пред всеми людьми мерзска, желаний своих не достигает и действительному приобретению воображаемых преимуществ препятствует.
Наилучшее средство противу гордости есть познание самаго себя. Когда помыслим токмо, что совершенства наши в глазах наших всегда больше быть кажутся, нежели в глазах других, что многия гораздо больший имеют дарования, и что они гораздо большими уже опытами оныя засвидетельствовали, нежели мы; то не будет нам причины мечтать о себе, что мы лучше других.
Тщеславием называется безмерное к чести стремление и лшлание более почестей иметь, нежели надлежит или получить можно. Кто не по достоинству нас почитает, тот ошибается или не знает нас. Нам хотя и надлежит так поступать, дабы другие познавали добрыя наши качества; но когда люди не признают в нас оных, тогда же должно нам почитать себя обиженными и за то их ненавидеть, ниже о том досадовать; поелику всё сие не есть средство достоинство наше ведомым учинить.
Титла и похвалы суть обыкновенно суета. Разумный не взирает на то, каковый кто титул носит; но на достоинство токмо смотрит. Когда он увидит достоинства в человеке титл неимеющем, то почитает его более всякаго титла имеющаго, но недостойно оныя носящаго.
Тоже бывает и с высокими от простаго народа нам даваемыми похвалами. Один разумной может лучше похвалить, нежели тысяча глупых. Многие токмо для того жадны к деньгам, понеже видят, что простой народ тем, которые богаты, особливое некое отдаёт высокопочитание. Однако да не превозносится тот имением своим, которой онаго заслугами своими не приобрёл. Часто и самая нищета похвальна, когда кто при ней разумом и добродетелью других превосходит. Кто чести своей в многоценной одежде ищет, то по большой части от одних купцов и ремесленников высоко почитается, поелику он доставляет им большую прибыль. Никто из разумных ради одежды, отличающей нас от других, не почитает нас более, но паче осмеивает, что чести в таковых суетах ищем.
Подлость бывает в людях, кои в истинной чести никакого удовольствия не находят, делают непристойный дела, или к таковым поступкам склонны, кон приводят их у разумных людей в презрение. Человек имеет подлый мысли, когда ему нравятся хулы достойный дела других, когда охотно о них говорит, и когда он сам склонен таковыя делать и о чужих погрешностях с охотою говорить, их недостатки разглашать, ссоры, смуты ииныя неприостойныя дела заводить, которыми у других в презрение приходим. Юноша, которой сие охотно делает или в товарищах своих нечто таковое похваляет и их за то любит, подл, и без сумнения в больших случаях на худыя дела согласится, и чрез то навлечёт на себя неблаговоление всех разумпых людей.
Распутным называется человек, которой порокам и неистовствам предан.
Кто распутно живёт, тот в стыд и посмеяние впадает, ослабляет тело своё, делает себя пред богом наказания достойным и пред людьми ненавистным. Критяне, когда хотели проклинать врагов своих, желали им, дабы они беззаконными страстьми преодолёны были, или что всё равно, дабы ввергнули себя в нещастие и посрамление.
Грубость называется, когда делаем то, что других оскорбляет, или им противно и неприятно. Есть некоторой род грубости, которая и самаго низкаго состояния людям непростительна; да и христианству, повелевающему друг друга честью предварять, противна, именно же ради того, что оная означает сердце всякия любви лишённое. Речи, коими явное к ближнему презрение показывается, всякие поносительныя и язвительный названия, хотя и под видом шуток даваемая, грубостью называются. Сей порок раждает в ближних наших противу нас негодование; по тому что всяк, кому грубость являем, или кому и в малых услугах отказываем, может из того усмотреть недоброхотство наше.
Неучтив есть тот, кто небрежёт к другим быть почтительным и вежливым, и кто не делает того, что благонравные люди равнаго с ним состояния делать обыкли.
Правда, что мы от людей в младости своей к тому непривыкших тончайших нравов требовать не можем, однако надлежит нам всегда по крайней мере столько учтивыми быть, сколько и другие люди нашего звания.
Надобно всем людям по различию их чина, старости и звания приличное почтение оказывать и ни с кем презрительным образам не обходиться. Не должно говорить о том, чего другой охотно или не слушает, или не разумеет; но должно сообразоваться другим и не требовать, чтоб все другие во всём с нами согласовались: и таковым образом, когда мы сие станем исполнять, почтут нас не токмо учтивыми, но ещё ближние наши станут нас любить и почитать.
Есть такие люди, кои ни о ком добраго говорить не могут. Когда токмо о малейшей чужой погрешности узнают, то повсюду её разглашают, смеются и радуются о том, что ближний их погрешил. Они же часто лгут, и многое сами выдумывают, таковые люди действительно сами себе вредны; ибо делают, что всяк их убегает, и никто не хочет им помогать; ниже с ними обходится. Никому не приятно, чтобы кто худо о нём говорил, и всяк ненавидит того, кто его таким образом или презрительным или ещё и нещастливым сделал.
До сего надлежит и сие, что мы иногда из должнаго к другим почтения, принуждены бываем казаться, что отступаем от нашего мнения (лишь бы то правде или любви ближняго было непротивно); ибо в противном случае почтут нас безразсудными, упрямыми и надменными, и чрез то потеряем ту благосклонность, которою пользовались у людей вышших степеней. Никогда не надобно забавлять собрания разсказами погрешностей других людей. Когда кто о ком нечто вредное разсказывает, то таковыя вести или справедливы, или сомнительны. Буде они сомнительны, то надобно стараться разумным образом таковое оглашение от того человека отвратить: буде же one справедливы, то надобно показать своё сожаление, что человек сей впал в таковой проступок. При том надобно стараться погрешность его, представляя человеческую слабость, сколько можно уменьшать и о собственных своих недостатках помнить.
Понеже хвастовству редко верят, а долго никогда, и как скоро оное в нас узнают, так скоро делаемся мы смешными и презрительными; того ради надлежит сего порока убегать. Хвастовством оскорбляем мы разумных людей; поелику кажемся, что их такими глупыми почитаем, как будто они не в состоянии усмотреть в нас недостатка тех преимуществ, о которых мы их уверить хотим.
Когда бы все люди разумны и добры были, то худыя следствия лжи могли бы каждаго от сего порока отвратить. Однако, как много таковых, кои столь глупы, что до неистовства упиваются, хотя и знают, что они чрез то и здоровье своё повреждают, и имения лишаются; или которые столь ленивы, что ничего делать не хотят, хотя и знают, что чрез то в бедность и недостаток впадают: подобно тому много и таковых, кои неправду говорят, хотя и ведают, что чрез ложь вероятие и доверенность у других людей теряют, и по обнаружении лжи своей повсюду гонимы и ненавидимы бывают.