– Я знаю. Просто верь мне, я со всем разберусь. Я справлюсь с этим.
– Вин…
– Ты знаешь, что я прав. Скоро увидимся. – Когда они закончили разговор, Вин молился на ее здравый смысл… и по сомнениям в ее голосе решил, что она правильно подсчитала уравнение.
Так было нужно.
Вместо того, чтобы отправиться в центр и попытаться найти того медиума, к которому он обратился за помощью в семнадцать лет – именно этим он изначально планировал заняться – Вин провел весь следующий час в гостиной, убирая разбитое стекло и разбросанные книги. Расставляя на место кресла и диваны. Он даже достал пылесос и попытался реанимировать ковер, собрав осколки, но ничего не смог сделать с пятнами от спиртного. Все время Вин держал телефон рядом с собой, и когда пришло сообщение от Марии-Терезы, он, закатив «Дайсон» обратно в шкаф, взбежал по лестнице, чтобы переодеться в чистую шелковую рубашку.
На самом выходе из спальни до него дошло, что он был в тех же боксерах и брюках, что и в камере.
Верно. Назад, за свежими.
Второй заход в спальню, и он надел черные брюки и черные боксеры. Также сменил носки. На ногах остались туфли от Бэлли, которые он носил всю прошлую неделю.
Она приехала вовремя.
Вин спустился в фойе, и в эту секунду зазвонил домашний телефон. Он велел швейцару впустить девушку. По пути к двери он взглянул в разбитое зеркало, убеждаясь, что рубашка была тщательно заправлена, а волосы лежали аккуратно… по-бабски, подумал он, и тем не менее.
Уже в коридоре, когда двери лифта открылись с тихим «дзинь», Вин отступил назад, предоставляя Марии-Терезе немного пространства, хотя сам бы лучше привлек ее в свои объятия…
О, боги. Она была прекрасна. В простых джинсах, темно-красной кофте из флиса, волосы распущены, на лице ни грамма макияжа, и для него она была королевой красоты.
– Привет, – сказал он, как идиот.
– Привет. – Она поправила сумку на своем плече, переведя взгляд на открытую дверь в дюплекс. Получив полный обзор его украшенного золотом фойе, она слегка приподняла брови.
– Не хочешь зайти? – Он сделал шаг в сторону, приглашая ее жестом. – Но будь осторожна… там до сих пор бардак после…
Когда она прошла мимо него, Вин сделал глубокий вдох. Ну, кто бы мог подумать. Аромат чистого белья все еще был его любимым парфюмом.
Закрыв дверь, Вин запер ее на дверной засов и цепочку. И даже эти меры казались недостаточными для безопасности: Девина довела его до нервной паранойи. Интересно, смогут ли стандартные средства защиты помешать ей войти в дом?
– Не хочешь чего-нибудь выпить?
Из не спиртного, конечно. По крайней мере, не в гостиной. Одному Богу известно, здесь ничего не осталось.
Мария-Тереза направилась к окну. – Здесь немного… – Она помедлила, перешагивая через пятно на ковре, потом окинула взглядом комнату, а не пейзаж за окном.
– Было хуже, до того, как я попытался немного прибраться, – сказал он. – Господи… я понятия не имею, что здесь произошло.
– Зачем твоей девушке лгать?
– Бывшей девушке, – напомнил он.
Мария-Тереза посмотрела в разбитое зеркало, встречая его взгляд, и при виде черт ее лица на осколках стекла, Вин чертовски перепугался… настолько, что был вынужден подойти к ней, надеясь стереть ее образ с этого мучительного отражения.
Когда она повернулась к нему лицом, в ее взгляде сквозил страх.
– Вин… тот мужчина, на которого напали. Это ему я помогла тогда в ванной… мы зашли в нее, он рассказал о своей девушке, на которую хотел произвести впечатление. – Она прикрыла рот рукой и задрожала. – О, боже… он был со мной, а потом его…
Вин обнял девушку, прижимая к себе. Когда она сделала глубокий вдох, мужчина почувствовал его всем телом, и, дьявол его сожри, но он хотел убивать, лишь бы защитить ее.
– Это не может быть Марк, – сказала она, уткнувшись в его рубашку. – Но что, если он послал кого-то, чтобы найти меня?
– Иди сюда. – Он взял ее за руку и повел к дивану. Но, с другой стороны, он действительно хотел говорить с ней посреди остатков произошедшего здесь насилия?
Помедлив, он подумал о своем кабинете…и вспомнил, как переспал с Девиной на том гребаном ковре. Наверху… а, ну точно, в спальню путь заказан, и не просто потому, что просьба подняться туда прозвучит с сексуальным подтекстом, а этого он не хотел. Та комната хранила чересчур много воспоминаний о Девине.
Остановив свой выбор на обеденном столе, Вин расставил два стула таким образом, чтобы сесть напротив Марии-Терезы.
– Знаешь, – сказала она, положив сумочку, когда они уселись рядом. – На самом деле, я крепкий орешек.
Он улыбнулся. – Охотно верю.
– Кажется, мы просто встретились в трудное время.
Протянув руку, Вин коснулся локона около ее лица. – Я хочу помочь чем-нибудь.
– Я уезжаю из Колдвелла.
Его сердце остановилось. Возражение вертелось на языке, но он не имел на это прав… совсем никаких. К тому же, было сложно спорить с ее решением: вероятно, так будет лучше.
– Куда отправишься? – спросил он.
– Куда-нибудь. Не знаю.
Ее руки, лежащие на коленях, переплелись, словно отражали запутанные мысли в ее голове.
– У тебя достаточно денег? – спросил он, несмотря на то, что заранее знал ее ответ.
– Я буду в порядке. Как-нибудь… у нас с Робби все будет нормально.
– Ты позволишь мне помочь?
Она медленно покачала головой. – Не могу. Я не могу… попасть в очередной долг. У меня возникло достаточно проблем, расплачиваясь с людьми, которым я уже должна.
– Как много?
– Еще тридцать тысяч, – сказала она, ее ладони замерли. – Вначале было сто двадцать.
– Что, если я дам их тебе, и ты, наконец, расплатишься? Наверняка они пересчитают проценты…
– Долг есть долг. – Она печально улыбнулась. – Было время, когда я надеялась, что появится мужчина и спасет меня. И он пришел…. Но спасение превратилось в сущий кошмар. Сейчас я спасаю себя сама… и значит, платить буду сама. Всегда.
Но, тридцать тысяч? Господи, сущие пустяки для него.
И подумав, что она заработала те деньги, занимаясь…
Вин зажмурился на мгновение. Черт, ему были ненавистны образы, мелькавшие в мозгу… эти простые предположения о том, во что Мария-Тереза ввязалась, больно били по нему. Ему ничего не стоило избавить Марию-Терезу от долга… но он понимал причины ее поведения: именно такое «спасение» привело ее в бега, а от подобного урока слишком трудно оправиться.
Он прокашлялся.
– Что сказала полиция во время вашего разговора?
– Они показали мне фотографию парня, я сказала, что видела его в клубе и перекинулась с ним парой слов. Я боялась, что всплывут очевидцы, которые видели, как мы заходили в ванную, но копы не упомянули ничего подобного. А потом…
Пауза затянулась, и у него возникло ощущение, что она аккуратно выбирает слова.
Он тихо выругался. – Скажи, что ты не упомянула про меня.
Потянувшись к его рукам, она крепко сжала их.
– Поэтому я уезжаю.
Когда его сердце заклинило, он серьезно задумался, чтобы вообще приказать органу не утруждать себя биением. – Нет. О, Боже… тебе следовало остаться в стороне от…
– Когда они спросили меня, что произошло после разговора с тем парнем, я сказала, что ушла из клуба с неким Винсентом ДиПьетро, и что мы провели вместе всю ночь. С девяти тридцати и примерно до четырех часов. – Он начал убирать руки, но она удержала их на месте. – Вин, в своей жизни я сделала достаточно постыдных вещей. Я годами позволяла мужчине жестоко обращаться с собой... даже перед своим сыном. – Ее голос сорвался, но потом стал еще тверже. – Я продавала себя. Лгала. Делала вещи, из-за которых я раньше свысока смотрела на других женщин… и с этим покончено. Никогда больше.
– Гребаный ад, – пробормотал он. – Гребаный ад.
Не думая, он наклонился и быстро поцеловал ее, потом высвободил руки и поднялся со стула. Не в состоянии сдержаться, он измерил шагами длину гостиной, пройдясь взад-вперед. Потом повторил. Все время она наблюдала за ним, держась одной рукой за спинку богато украшенного кресла, на котором сидела.