– Почему ты плачешь? – мягко повторил он.
– Потому что ты потрясающий. – Она коснулась буквы «В», выполненной незамысловатым шрифтом. – И потому, что когда ты говоришь нечто вроде «я люблю тебя», я тебе верю, а меня это пугает. – Она перешла к «Ш». – И потому, что я очень сильно ненавидела себя… но когда ты смотришь на меня, я не чувствую себя такой грязной. – Наконец, она коснулась «ДП», его фамилии. – Хотя, преимущественно потому, что из-за тебя я снова строю планы на будущее, чего не делала уже целую вечность.
– Ты можешь мне доверять. – Он снова нашел ее руку. – А что касается твоего прошлого, дело не в твоих поступках, а том, кто ты есть. Для меня важно только это.
Мария-Тереза вновь вытерла слезы, глядя на Вина, и хотя она смутно видела его красивое лицо, она прекрасно помнила его черты, так что это не имело значения.
– Тебе и в самом деле следует воспользоваться моим платком.
– Не хочу его испортить.
– У меня есть куча других.
Она вновь посмотрела на его инициалы.
– Что означает «Ш»?
– Шон. Мое второе имя Шон. Мама была ирландкой.
– Правда? – Глаза Марии-Терезы увлажнились еще сильнее. – Так по-настоящему зовут моего сына.
***
– Вы, два придурка, останетесь здесь.
Эдди с такой силой хлопнул водительской дверью, что грузовик пошатнулся, и пока он шел ко входу в «Ханнафорд», люди разбегались в стороны, убираясь с его пути.
Яйца Джима все еще болели. Сильно. Будто они перекатывались в граненом хрустале – все звенело и болело одновременно.
На соседнем сиденье Эдриан с отвращением на лице потирал плечо.
– Ублюдок сказал нам оставаться тут. Какого черта, он нас что, поучать решил? Да пошел он.
Джим выглянул в окно и заметил, как мимо грузовика прошла мать с ребенком на руках, посмотрела на его лицо и постаралась отойти подальше.
– Думаю, мы не в той форме, чтобы на людях показываться.
Эдриан потянулся и повернул в свою сторону зеркало заднего вида.
– Несмотря ни на что я великолепен… ого. Я…
– Дерьмово выглядишь, – закончил Джим. – Но ты, по крайней мере, сможешь идти прямо, если придется. А тебе не пора за драгоценностями?
Эдриан потрогал свой нос.
– Думаю, ты его сломал.
– А я, скорее всего, на всю оставшуюся жизнь остался стерилен. Твоя-то опухоль спадет.
Эдриан откинулся на сиденье и скрестил на груди руки. И они дружно глубоко вздохнули.
– Джим, ты можешь мне доверять.
– Доверие с неба не падает. Его нужно заслужить.
– Тогда именно это я и собираюсь сделать.
Издав какой-то нечленораздельный звук, Джим осторожно сменил положение на сиденье, чего его яички не оценили. Наконец устроившись поудобнее, он вновь стал наблюдать за людьми на парковке. В каком-то предсказуемом ритме они выходили из своих машин, заходили в магазин и возвращались с полными тележками или парой пакетов в руках. Созерцая все это, Джим внезапно осознал, сколь великая пропасть пролегла между ним и остальной планетой. И не только потому, что он теперь играет в паранормальную игру, в реальность которой большинство из этих милых посетителей не поверили бы.
Он всегда держался в стороне. С тех самых пор, как нашел свою мать на кухонном полу, его корни будто выдернули из почвы и пронесли через дорогу, чтобы закопать на другом участке земли. Работа ситуации не улучшила. Личностные качества и подавно. И теперь он сидит рядом с падшим ангелом, о существовании которого у него до сих пор возникают сомнения… и который не чурается грязных приемов в драке.
Черт, не имеет значения, стерилен ли он. Теперь дети ему точно не светят, а изъятие своей паршивой ДНК из генофонда, несомненно, самая лучшая вещь, которую он когда-либо сделает для человечества. Минут через десять появился Эдди с тележкой, набитой пластиковыми пакетами, и, когда он подошел к кузову и начал все перекладывать, Джим больше не смог выносить своих мыслей и вышел помочь. А мамочки и маленькие детишки могут идти на все четыре стороны, если им не нравится его внешний вид.
Эдди не сказал ни слова, пока они вместе разбирали покупки, – явный знак, что как бы Джим с Эдрианом ни подмазывались, он на поезд «Кумбая» не сядет. Честно говоря, Эдди выглядел так, будто относился подобным образом ко всему и всем.
И без обид, но у парня был странный набор чертовых продуктов.
Соли «Мортон» хватит, чтобы усыпать обледенелое шоссе. Куча бутылок перекиси водорода и гамамелиса. Галлон уксуса. Лимоны. Свежая полынь в прозрачных ящичках. И четыре огромных банки тушеной говядины «Динти Мур»?
– Какого черта, – спросил Джим, – мы будем делать со всем этим?
– Много чего.
На то, чтобы вернуться в квартиру Джима, у них ушло примерно пятнадцать минут, и тишина была чуть менее напряженной. Когда они подъехали к гаражу, между шторами, висевшими на большом окне, показалась морда Пса.
– Это нужно заносить? – спросил Джим, когда все вышли.
– Только один пакет, и я возьму его.
Джим поднялся по лестнице, держа в руке ключи, и как только он отворил дверь, Пес ударился в о-мой-боже-ты-вернулся, наматывая круги по лестничной площадке, а хвост его вертелся, словно пропеллер.
Обернувшись через плечо, Джим нахмурился и рассеяно похлопал пса. Внизу, на подъездной дорожке, Эдди с Эдрианом стояли близко друг к другу, Эдди тряс головой и что-то говорил, а Эдриан смотрел куда-то за левое ухо парня, будто уже слышал все это раньше, и интересно ему не было.
В конце концов, Эдди схватил его за шею и заставил посмотреть на себя. Губы Эдриана немного пошевелились, и Эдди закрыл глаза.
После последовавшего быстрого объятия, Эдриан завел свой «Харлей». Выругавшись, Эдди вытащил пакет из кузова грузовика и потопал по лестнице.
– У тебя плита работает?
– Ага.
Десять минут спустя они с Эдди присели за две огромные тарелки тушенки – вот зачем понадобился «Динти Мур».
– Годами этого не ел, – сказал Джим, поднеся ложку ко рту.
– Нужно подкрепиться.
– Что ты сказал Эдриану?
– Не твое дело.
Джим покачал головой.
– Извини, ответ неверный. Я часть этой команды, и думаю, что учитывая, сколько всего вы знаете обо мне, пора бы уже начать отвечать тем же.
Эдди натянуто улыбнулся.
– Удивительно, как это вы двое не поладили.
– Может, и поладили бы, если бы вы со мной разговаривали.
Последовавшая долгая тишина царила до тех пор, пока Эдди не поставил на пол свою тарелку, чтобы Пес мог прикончить остатки.
– Я знаю об Эдриане три вещи, – сказал парень. – Во-первых, он всегда делает то, что хочет, и когда хочет. Его не вразумишь и не переубедишь. Во-вторых, он до последнего будет сражаться за то, во что верит. И, в-третьих, падшие ангелы не живут вечно.
Джим откинулся на спинку стула.
– Я задумывался над этим.
– Да, мы не вечны, лишь относительно. И когда дело касается Эдриана, этот факт игнорировать опасно.
– Почему?
– Желание умереть. Однажды… удача изменит ему, и мы его потеряем. – Эдриан медленно погладил Пса по спине. – Мы с тем ублюдком через многое прошли за все эти годы. Знаю его лучше, чем кто-либо, и я, возможно, единственный, кто в самом деле может с ним работать. Когда его не станет, меня это убьет…
Эдди не продолжил, но ему и не нужно было.
Джим тоже однажды потерял партнера, и это дерьмо лишает тебя всякого желания жить.
– Что у него сегодня с Девиной?
– Ты не хочешь об этом знать, – тут же последовал ответ.
Глава 37
Перед тем, как выйти из дюплекса, Вин упаковал маленький перекус для него и Марии-Терезы, остатки которого теперь были разбросаны по изношенному столу в старой семейной кухне. Фольгу, в которую были завернуты сэндвичи, «Колу», уже почти пустую, и разделенный ими пакет картофельных чипсов «Кейп Код», убрать не долго.