В классе заскрипели парты, и раздался бодрый голос Митру:
— Дай вам бог здоровья!
Подчиняясь мгновенному порыву, Эмилия отворила дверь и с улыбкой вошла в класс.
— Ну как, кончили свои государственные дела? Пойдемте, выпейте по стаканчику, это полезно перед едой. Господин Арделяну, вы пообедаете у нас?
— Если приглашаете, с удовольствием. Благодарю.
— Фу! вы накурили здесь, как турки. Мне придется здесь подмести.
— Я подмету, барыня, — предложил Митру.
Все пошли в кухню и молча уселись вокруг стола. Эмилия принесла цуйку, сало, огурцы и тонко нарезанный хлеб.
— Мама, садитесь с нами, — позвал Джеордже.
Но Анна сделала вид, что не слышит. Она стояла у печки и тихо, но достаточно четко напевала королевский гимн.
Эмилия подошла к старухе, взяла ее за руку и привела к столу.
— Так вот, госпожа, — поднялся Митру со стаканом в руке. — Да здравствует товарищ директор, который постарался для нас!
Цуйка была хорошей и крепкой, из прошлогоднего урожая. Джеордже молча выпил несколько рюмок. Арделяну начал было рассказывать что-то веселое, но мысли его явно были заняты чем-то другим.
Когда Митру, Глигор и Павел собрались уходить, в кухню вбежал красный, вспотевший Суслэнеску. Он пролепетал извинения, а когда Эмилия пригласила его к столу, окончательно смешался.
— Госпожа… я смущен, так как…
— Джеордже, — неожиданно вмешалась старуха. — Заходила эта, как ее бишь зовут… Мария, дочка Гэврилэ Урсу. Сказала, что ты был у них — хотел поговорить с отцом. Бедняга пришла сказать, чтобы ты больше не совался к ним. Гэврилэ пригрозил спустить на тебя собак и пообещал, что Эзекиил переломает тебе все кости…
Эмилия застыла с ложкой в руке, качнувшись, как от неожиданного удара в грудь. Гэврилэ был для нее одним из самых уважаемых людей в селе. В дни войны он почти ежедневно заходил узнать, нет ли весточки от Джеордже. Она растерянно посмотрела на мать, но та, словно забыв о сказанном, шумно хлебала суп. Смущенный Суслэнеску готов был спрятаться под стол.
Выражение лица Джеордже не изменилось, только желваки на скулах дрогнули под загорелой кожей.
— В таком случае нам придется подумать о другом старосте, — сказал Арделяну, не переставая жевать. — Ничего страшного, болван он и все!
— Джеордже, ты слышал, что произошло сегодня в церкви? — спросила Эмилия.
— Слышал. Это их дело.
— Не только их, — возразил Суслэнеску, но тут же смолк.
Однако обед этим не кончился. Эмилия как раз подавала на стол сладкий пирог, которым очень гордилась, когда заметила во дворе группу крестьян во главе с Марку Сими. Крестьяне в нерешительности остановились на пороге.
— Пожалуйте, дядюшка Марку, заходите, — крикнула обрадованная Эмилия.
Ей было очень приятно, что люди, да еще самые уважаемые на селе, вроде Марку, тестя Кордиша, пришли засвидетельствовать Джеордже свое почтение. Но крестьяне даже не сняли шапок и угрюмо топтались на месте, не зная с чего начать. Сердце Эмилии сжалось от предчувствия чего-то недоброго.
— Мы, то есть те, что в школьном комитете, — прокашлявшись, начал Марку, — пришли вам сказать, господин Теодореску, что вы нам больше не нужны. Вот!
Смертельно бледный, Джеордже медленно встал из-за стола, подошел к Марку, и рука его дрогнула, словно он хотел положить ее на плечо крестьянину. Встал и Арделяну.
— Дальше, Марку, дальше, — сказал Джеордже.
— А что дальше? Пока вы были честным, порядочным человеком, не нахальничали, мы любили и уважали вас… А коли начали портить людей коммунизмом и раз на то пошло, мы больше в вас не нуждаемся. Мы и министра попросили, чтобы прислал другого.
— Другого, — заскрипел Алексие Мавэ. — Да! Да! Как поживаешь, тетка Анна?
— Товарищ директор… — вмешался Арделяну, следя за судорожно сжатой рукой Джеордже. — Товарищ директор…
— Вон! — вдруг дико закричала Эмилия. Вон отсюда, свиньи! Да как вы смеете, грязные мужики, командовать здесь? Убирайтесь немедленно вон!.. Свиньи!
— Но, госпожа… — взбеленился было растерянный Марку.
— Вам и в самом деле лучше уйти, — медленно и очень мягко сказал Джеордже. — Что же касается поста директора, то кто назначил меня, тот и сменит. Итак, марш отсюда!..