Потом наступили еще более трудные времена. Все вокруг были злы на румын, и даже капитан Борнемиза относился теперь к Михаю уже не так хорошо, как прежде, но обойтись без него не мог. В ту зиму приехал повидаться с ними Иосиф. Он сильно постарел и выглядел настоящим барином. Иосиф рассказал, что рядом со станцией Дебрецен продается гостиница.
— Дело стоящее. Станция в двух шагах, торговцам будет где остановиться. Давай купим ее вместе — у меня тоже отложены кое-какие деньжонки.
— Но как же это? Остаться среди венгров? — заорал Михай с необычной для него яростью. — С меня хватит! Разве сам не видишь? Дети мои почти не знают румынского! С меня хватит! — злобно повторил он, повернувшись к Анне. — Тебя сам бог не насытит, можно подумать, что ты решила скупить всю Румынию. Хватит. Поели горького хлеба на чужбине.
— Не так уж он был горек, твой хлеб, — снисходительно улыбнулся Иосиф. — Неужто лучше оставаться бедняком дома?
— Лучше! — крикнул Михай. — Лучше бы мне совсем не приезжать.
— Оставь его в покое, — вмешалась Анна, презрительно взглянув на мужа. — На него иногда находит — говорит сам не знает чего. Избаловался… Захотелось попьянствовать в Лунке со всеми голодранцами. Что же касается дела, Иосиф, то мы подумаем, посмотрим, какие будут времена…
— Кабы не перехватил кто-нибудь. Дело-то уж больно выгодное…
— Нечего нам думать, — угрожающе поднялся со стула Михай, словно собирался избить обоих. — Домой поедем. В Лунку.
С этого дня Михай думал только о возвращении. Война близилась к концу. Ходили слухи, что немцы запросили мира у французов и англичан. Тут в Венгрии вспыхнула революция.
Однажды утром в усадьбу прискакали всадники с большим красным флагом, потом стали прибывать вооруженные рабочие из Солнока. Они беседовали с крестьянами на сходках и объясняли, что теперь вся помещичья земля будет поделена между крестьянами, которые станут обрабатывать ее совместно, в коммуне. Капитан Борнемиза сбежал из поместья еще за несколько суток до этих событий. В ту ночь он остановился у окна Михая.
— Пригляди за всем, Моц! Я вернусь. И тогда берегитесь, худо вам будет, — заявил он, дрожа от страха и злобы.
В следующую же ночь крестьяне и солдаты заняли усадьбу.
Впервые со дня приезда Анной овладел страх. Она не знала, как себя вести, что говорить. Люди, прежде послушно работавшие в поместье, теперь разгуливали по нему как хозяева и разговаривали во весь голос, словно сами стали помещиками. Солдаты, одетые наполовину в гражданское, с перекрещенными на груди пулеметными лентами, сосчитали свиней и начали вывозить их из усадьбы. Михай растерялся и молча смотрел на это, не зная, что предпринять. Он слышал, что это коммунисты и шутки с ними плохи, — расстреляют без церемонии. Один из солдат — веснушчатый парень — заговорил с ним:
— Что, приказчик, жалко тебе добра его высочества?!
— Черт с ним! Увозите! — равнодушно ответил Михай.
Парень недоверчиво взглянул на него.
— Откуда ты? Здешний?
— Нет. Оттуда. Из Трансильвании.
— Ах, вот как, что же ты тут делаешь?
— Служу у помещика. Приказчик…
— Холуй? Продался, выходит, помещику…
— Как это продался? — вспылил Михай. — Помещик платил мне за работу…
— Это за какую? За то, что других прижимал?
— Ты что-то говоришь загадками, — обиделся Михай. — Бог тебя поймет.
— С богом мы покончили… Теперь настал черед божков помельче…
— Бедняком приехал, бедняком и уеду, — заключил Михай, подумав, что с парнем ссориться не стоит. «Не будь это сказано в злой час, — тут же промелькнуло у него в голове. — Боже, не слушай меня…»
Михай не раз собирался взять деньги из банка, но все не решался. «Надо будет брать золотом, — думал он, — бумажки совсем потеряли цену».
В селе царил переполох. Пастор-протестант вырядился крестьянином и прятался то у одного, то у другого. Позднее, когда никто уже не хотел принимать его, он укрылся в пещере на берегу Тиссы, куда жена ежедневно носила ему еду.
Усадьба превратилась в военный штаб, и над башней, откуда капитан Борнемиза так любил созерцать заход солнца, развевался теперь красный флаг.
Сапожник Ковач стал вдруг всесильным хозяином на селе. Он ходил весь затянутый в кожу с болтавшимся на боку револьвером в деревянной кобуре. Перебрался вместе с женой в самую лучшую комнату усадьбы. Все перед ним дрожали: за одно нечаянно сорвавшееся слово он отдавал людей под суд или уводил прямо в город, в тюрьму. Анна проклинала его каждый вечер и ссорилась с Михаем, словно он был всему виной.