— Не мешай, я оплакиваю в сердце своем усопшего Тодора, который пребывает в лоне Авраамовом.
Напуганная Анна оставила его в покое. Ей очень повезло с Думитру. Покладистый и работящий, он трудился с зари до ночи в ожидании обещанного вознаграждения. И все-таки Анне приходилось разрываться на части. Эмилия училась в Педагогическом училище и через три года должна была стать учительницей. Аннуца служила на железной дороге и надеялась, что сможет сама купить себе все необходимое для свадьбы. Павла приняли в первый класс Коммерческого училища. Эмилия училась очень хорошо и каждые две недели писала, как ее хвалят учителя и какое блестящее будущее они прочат ей. Зато Павел учился плохо. Каждый месяц Анна ездила, чтобы повидаться с ним, и разговаривала с директором.
— Вот что, мамаша, — говорил он ей. — Павел не дурак. Даже способный… Но я не знаю, что с ним… Все училище не доставляет мне столько хлопот, как ваш сынок. Поговорите с ним, расскажите, как вы трудитесь, чтобы дать ему возможность стать человеком, может поймет… Иначе нам скоро придется распрощаться с ним.
Анна молчала, сжимала зубы и думала: «Будь ты проклят, не нравится тебе, что учатся дети бедняков».
Она чувствовала себя счастливой, лишь когда Павел приезжал на каникулы. Анна не знала, чем ему угодить, какое доставить удовольствие, и не рассердилась даже, застав его однажды с папиросой. «В конце концов все мужчины курят».
О Тодоре она вспоминала лишь изредка и заказывала тогда отцу Пинтерию акафисты об упокоении его души там, в далеком краю. Иногда она старалась вспомнить его, но перед глазами возникал лишь образ толстенького ребенка, потом замкнутого, молчаливого парня, который не успел даже пожить по-настоящему. Анна жалела, что могила его далеко, а не на кладбище у околицы села, где покоятся ее родители.
Эмилия была на последнем курсе училища, когда однажды ночью, во время пасхальных каникул, Анна услышала хрип лежавшего рядом Михая. Она приподнялась, убрала под косынку седые волосы.
— Анна, — простонал он, — я не знаю, что со мной…
— Ты слишком много думаешь, — прошептала Анна. — Оставь эти думы… Живем ведь…
— Для чего? — пробормотал Михай. Лицо его вдруг покрылось холодным потом. Он попытался встать, но силы оставили его.
— Анна, — смущенно проговорил он. — Мне нужно выйти во двор, и не могу…
— Подожди минутку, — ответила Анна, быстро встала и зажгла лампу, не забыв прикрутить фитиль, чтобы не разбудить спавших в соседней комнате Павла и дочерей. Аннуца как раз в тот день вернулась из отпуска.
— Ну, пошли. Обопрись на меня, — предложила Анна.
— Ты у меня крепкая, как мужик…
Они, шатаясь, вышли во двор. Михай огляделся вокруг, поднял лицо к небу, где среди обрывков облаков плыла круглая луна.
— Пойдем в дом, мне холодно, — поежился Михай.
— Да, прохладно… Пошли, — согласилась Анна.
— Покурить что-то захотелось.
Спотыкаясь под тяжестью, Анна повела мужа обратно. Он был тяжелый как камень. Уложив Михая в постель, Анна подала ему жестяную коробочку и бумагу. Но пальцы у Михая так дрожали, что он не в состоянии был свернуть цигарку.
— Давай сверну, — предложила Анна. — Нечего рассыпать дорогой табак…
Она протянула мужу готовую цигарку, но Михай не отвечал. Он тяжело дышал, стараясь что-то сказать. Потом из груди его вырвалось несколько странных, непонятных слов:
— Зачем, Анна… зачем мы… столько… трудились…
В глазах Михая помутилось, он почувствовал, как чья-то ледяная рука сжала сердце, и умер.
Анна закрыла мужу глаза, зажгла свечу и всунула в начавшие коченеть пальцы. Потом натянула сапоги, сбегала за Думитру, и в ту же ночь они вместе вымыли, побрили и одели покойного. Когда все было готово и у изголовья умершего горели две больших, обернутых голубой лентой свечи, оставшиеся от крестин Павла, Анна пошла будить дочерей.
— Вставайте, Аннуца и Эмилия, ваш отец скончался.
Комья земли со стуком падали на крышку гроба. Анна прикрыла заскорузлой ладонью сухие глаза, обняла плачущего навзрыд Павла и тяжело вздохнула.