— Знаю, знаю, — кивнула Анна. — Я тоже молю бога, чтобы он дал мне умереть здесь, после того как пристрою детей. — Она почувствовала, что обидела Джеордже, но не сожалела об этом, — пусть знает, с кем имеет дело.
— Я вижу, вы не охотник до вина, — сменила она тему разговора. (Сама она уже опрокинула четвертый стаканчик.) — Не нравится?
— Нет, — решительно ответил Джеордже.
— Это неплохо. Хотя поверьте, господин директор, мужчина, который боится водки, не мужчина, а тряпка. Я вот что скажу, — продолжала она уже сквозь слезы, чувствуя, что пришло время прослезиться. — Всю жизнь работала я, чтобы выходить тех, кому дала жизнь… Не повезло мне…
Джеордже кинулся целовать ей руку. Спохватившись, словно она о чем-то забыла, Анна поспешно высморкалась, вытерла слезы и предупредила будущего зятя, что ему придется позаботиться о судьбе Павла, бедного сироты, подверженного всем соблазнам. Джеордже поспешил с радостью согласиться.
Эмилии хотелось, чтобы свадьба была скромной, но Анна не пожелала и слышать об этом.
— Ты что? Хочешь, чтобы эти бездельники нас подняли на смех? Сама видишь, что на селе и без того подтрунивают над ними, считают дураками за то, что вернулись из Венгрии без гроша? Упокой, господи, душу отца твоего, только ума у него недоставало. Если бы мы купили тогда постоялый двор в Дебрецене, ты была бы теперь большой госпожой и вышла замуж за богатого венгра, а может быть, за какого-нибудь помещичьего сынка, обер-лейтенанта. Ты у меня красивая, умная — другого бы тебе… Пусть Джеордже знает, в какую семью попал, пусть ценит до самой смерти.
На свадьбе священник похвалил Анну за то золотое будущее, которое она обеспечила своим детям.
Гости много пили, а Октавиан Сабин, муж Аннуцы, у которого был хороший голос, так пел, что жители Лунки долго не могли забыть и даже через много лет, когда он приезжал к ним в деревню, все просили его спеть в церкви Апостола и Запричастный стих.
Уже изрядно опьянев, хотя этого нельзя было заметить ни по походке, ни по разговору, Анна с горечью подумала, что с этого дня наступил конец ее владычеству.
Через несколько недель они переехали всей семьей в казенное каменное здание школы. В новом хозяйстве все заботы снова легли на плечи Анны. Она ухаживала за свиньями, доила корову, пересчитывала цыплят, собирала яйца, пекла хлеб, а летом во время полевых работ не уходила с поля, следя за тем, чтобы Думитру, который обрабатывал их югэры, не ошибся при дележе.
Дела в хозяйстве шли все лучше, и сельская интеллигенция, прежде косившаяся на Джеордже за его единственный деревянный чемоданчик, перевязанный бечевкой, теперь охотно приняла его в свою среду; вскоре Джеордже даже стал задавать тон в их обществе.
Из пятнадцати югэров школьной земли Джеордже получил шесть, кроме того два югэра досталось Эмилии в приданое, да еще три югэра хорошей земли молодожены приобрели в первый же год совместной жизни на деньги, вырученные от продажи урожая. Ежегодно они выращивали трех-четырех свиней, десятки кур, гусей, индюков. И все-таки Анна не была счастливой; она не знала, куда уходят вырученные деньги. Однажды летом Джеордже с Эмилией решили проехаться по стране, и старуха подозревала, что молодые порядком поистратились, — вернулись они расстроенные, а Эмилия все жаловалась на эту проклятую и грязную жизнь, на которую они обречены в захолустье. Анна чувствовала себя среди них чужой. За столом Джеордже и Эмилия говорили о непонятных ей вещах, а когда она пыталась тоже рассказать что-нибудь, Джеордже вежливо глядел на нее, а Эмилия обрывала мать на полуслове.
— Оставь, мама! Нас совсем не интересует, кто с кем живет или кто еще из твоих стариков отправился на тот свет…
Анну охватывала в таких случаях бессильная ярость. «Так оно и есть. Я — простая крестьянка, а они господами стали. Я нужна им только для работы, пока господь бог дает мне силы».
Теперь Анна все чаще искала ссор с Эмилией, угрожая, что уйдет обратно в родной дом. Если бы не Павел, может она давно бы сделала это. Но Павла выгнали из Коммерческого училища, а потом и из Педагогического, где он ничего не делал, а только пьянствовал и играл в карты.
— Ты сама виновата, мама, — не раз бросала Анне в лицо Эмилия. — Ты вырастила из него барчонка, не приучила работать. Подожди, он еще станет вором с большой дороги, прославит нас на всю страну.
Когда ругали Павла, Анна молчала, как немая. Парня устроили учеником на завод «Астра», где ему с грехом пополам удалось получить квалификацию. Эмилия часто бывала в Араде, но ей никогда не удавалось застать брата дома. Хозяйка комнаты, где он жил, много раз жаловалась Эмилии, что Павел каждый вечер является домой пьяный и приводит с собой женщин легкого поведения.