— Георге Трифан! Вставай! Заснул, что ли? А ну, отвечай. Если кто-нибудь явится к тебе и скажет: «Георге, я дам тебе целый воз денег, если покажешь дорогу на Бухарест, я хочу пробраться туда, чтобы убить его величество короля румын Михая Первого?» Как ты тогда поступишь? Отвечай быстро, не раздумывай. Покажи, какой ты смышленый.
Смущенный необычным вопросом, мальчик растерянно таращил глаза, решив, что учитель хочет знать лишь одно — сколько денег потребует он, Георге, с просителя.
— Говори, или я отделаю тебя так, что твои бараньи глаза выскочат из головы! — заорал Кордиш, взбешенный его замешательством.
— Я… я покажу дорогу без денег… кому угодно, если знаю ее…
— Садись, к черту! Только напрасно мучаюсь с вами. Волы и кобылы! Марш по домам! Долой с глаз моих, меня тошнит от вашего вида.
Дети поспешно убрались в полном молчании, боясь, как бы Кордиш снова не рассвирепел и не надавал им пощечин. Когда класс опустел, смущенный Кордиш принялся сворачивать цигарку, избегая смотреть в сторону Джеордже и Суслэнеску. Он услышал, как последний отодвинул стул и направился к двери.
— Попрошу вас задержаться, — приковал его к порогу сухой голос Джеордже.
«Ага, начинается, — подумал Кордиш. — Не понравилось, что я заговорил о короле!..»
Повернувшись к Джеордже, он постарался придать своему землистому лицу невинное выражение.
— Вот что, Петре, — сказал Теодореску, приближаясь к нему из глубины класса. — Ты не раз приходил ко мне — Может, припоминаешь — и со слезами умолял вернуть тебя в Лунку…
— Ну и что же?
Джеордже широко улыбнулся и нагнулся к сигарете Кордиша, чтобы прикурить.
— Если не изменишься, я тебя выгоню. Понял? Выброшу вон из этой школы!
Спокойная улыбка Джеордже и его тон показались Кордишу крайне оскорбительными, и он растерялся. Он привык нападать первым, дико орать, а как только начинал остывать, сразу же трусливо отступал, ругая все на свете.
— То есть как? — пролепетал он. — Что тебе не понравилось?
— Сам прекрасно понимаешь. Не старайся казаться глупее, чем ты есть на самом деле… — продолжал Джеордже и сделал движение, словно хотел похлопать Кордиша по плечу. — Для твоей же пользы советую тебе измениться. Попытайся стать человеком. Это будет полезно и тебе и другим.
Кордиш ничего не понял, но ясно различил в голосе Джеордже презрение и оскорбительное сочувствие.
— Так ты говоришь, что я должен измениться? — хрипло закричал он. — Может быть, стать коммунистом?
— Нет… человеком…
— А я кто такой? Осел? А? Вот вам, пожалуйста, — обернулся он к Суслэнеску, — он выставляет меня ослом и идиотом перед школьниками и посторонними людьми! Меня, который… Ты, гадина, думаешь, что все село не знает, что ты принес нам «оттуда»? Подожди, подстерегут тебя вечером мои люди, оторвут и вторую руку! Калека! Безрукий! Большевик! — крикнул он, задыхаясь от ярости, и выбежал из класса.
После его ухода в классе стало тихо и пусто. Джеордже все еще усмехался. Суслэнеску осторожно подошел к нему.
— Как он противен, — грустно прошептал он, удрученный скандалом.
— Вы думаете? — с любопытством посмотрел на него Джеордже. — Возможно. Хотя здесь вопрос более глубокий и сложный. Это застарелая болезнь. Вы ошибаетесь, если думаете, что он один виноват. Кордиш это лишь маленький винтик целой социальной системы. Всего лишь отдельный член целого большого тела.
Суслэнеску вздохнул, сам не зная отчего. По правде говоря, все это совсем его не интересовало, и он знал, что Джеордже ответит ему в случае спора: общество несовершенно, его надо изменить. Неужели он в самом деле верит в это? Это слишком просто — взять да и изменить общество. Но как? Какими средствами? И в конце концов ради чего? Ради какой-то неопределенности? — Мечты. Стоит ли стараться? И вместе с тем сколько раз человечество обливалось кровью ради этих утопий!
— Выйдем во двор. Я хочу посмотреть ульи, — предложил Джеордже.
Обширный двор был теперь пуст. Дети ушли. В воздухе, казалось, еще звучал их веселый гомон. Большой пришкольный двор зарос высокими мясистыми сорняками. Неухоженные деревья кишели белыми бабочками, а ниже, среди бесчисленных ракит, поблескивала недобрым зеленым глазом протока.