— Прошу не волноваться, — успокоил его тот. — Я провожу вас.
Полковник испуганно озирался по сторонам, и Джеордже было приятно видеть его страх и замешательство — все это было так ново, неповторимо и, главное, чисто. Толпа зашумела, и тотчас же несколько рабочих окружили полковника, приняв его под свою охрану.
— Это начало власти трудящихся! — услышали все спокойный голос Журки.
Когда группа приближалась к краю толпы, Джеордже увидел Митру. Он смотрел неестественно вытаращенными глазами на их группу, на бледного как мел полковника, то и дело бросавшего испуганные взоры назад, чтобы убедиться, что никто не покушается на его жизнь. Даже шпоры Ионашку дребезжали как-то испуганно и жалобно. Джеордже вплотную подошел к Митру и как следует встряхнул его. Тот словно проснулся, посмотрел на директора и выдержал его взгляд, будто говоря: «Знаю, что ты думаешь, но теперь мне все равно».
Митру был похож на перегруженную вешалку, но не это вывело Джеордже из себя, а его пустой и тупой взгляд. Джеордже рванул к себе Митру изо всех сил, протащил сквозь шеренгу людей, прижал к стене и отвесил звонкую пощечину. Митру качнулся, мышцы его напряглись.
— Это не мое, — сказал он тихо, дохнув на Джеордже цуйкой.
— А чье же? Чье, Митру? Что ты наделал?
— Будут давать землю? — медленно спросил Митру.
— Ты не заслуживаешь ее.
По-детски наивная улыбка расплылась по лицу Митру.
— Заслуживаю, господин директор, — убежденно сказал он. — Заслуживаю, потому что очень беден.
Он аккуратно сложил чужую одежду и положил ее на землю.
— Пошли искать тетушку Анну, — обратился он как ни в чем не бывало к Джеордже.
Глава V
Всю дорогу домой Митру молчал. Старуха, смеясь, рассказывала, как нашла свинью, как сама привязывала ее фартуком за заднюю ногу, чтобы снова не убежала. Веселая, гордая своим успехом, Анна скоро уснула, и Митру растрогался чуть не до слез, когда почувствовал на своем плече ее маленькую легкую голову. За его спиной Арделяну и Джеордже беседовали о поместье Паппа и людях, которым необходимо в первую очередь дать землю, так как пятисот гектаров все равно не хватит на всех. Митру вздрогнул, когда услышал свое имя, но не стал оборачиваться, хотя у него и запершило в горле. На вопрос Арделяну: «А ты, Митру, вступил в партию?» — он отрывисто бросил, не сводя глаз с крупов лошадей:
— Может, и вступил.
В село они приехали не первыми, там уже все знали о драке в городе, и несколько женщин побежали за телегой, засыпая их вопросами о родных; участвовали ли те в драке, не побили ли их, не потеряли ли телеги, лошадей.
Митру остановил телегу у ворот школы, выгрузил свинью, но войти отказался наотрез.
— Я не в обиде на вас, господин директор. Какое там… У меня сегодня дела… — успокоил он Джеордже, заметив, что тот нахмурился.
— Завтра будем выбирать комиссию по разделу земли. Придешь? — спросил Арделяну.
— Если нужен, то буду. А сегодня занят.
Митру хотелось, чтобы кто-нибудь спросил его, что у него за дела, но никто этого не сделал, и он, повернув телегу, погнал лошадь к дому Траяна. Но там он не остановился, а поехал дальше к околице, где в лачуге, крытой гнилой соломой, жил Глигор Хахэу. Он застал его крепко спящим, и прошло немало времени, прежде чем ему удалось растолкать Глигора.
— Протрезвился или все еще пьяный? — спросил Митру, когда Глигор поднялся наконец на ноги.
— Трезвый.
— Тогда пошли, есть дело…
— Что еще?
— Увидишь. Ну пошли, чтоб тебя…
Глигор уставился на Митру мутными от сна глазами.
Митру нетерпеливо топтался на месте и потирал руки, едва сдерживая смех.
— У тебя есть еще тот револьвер?
— Есть, а что?
— Не лезь с вопросами, поднимайся, и пойдем. Телега на улице.
Митру вышел на улицу, забрался на шелковицу и на глазах озадаченного Глигора сломал несколько зеленых веток, украсив ими упряжь и головы лошадей.
— Что, удивляешься? А? — спросил он приятеля. — Не найдется ли у тебя какой-нибудь одежки, получше?
— Есть воскресная, — ответил совсем сбитый с толку Глигор.
— Дай мне одеть…
— Да ты в ней потонешь, Митру.
— Не беда, давай сюда.
Одежда и в самом деле оказалась велика. Рукава рубахи болтались у колен. Брюки свисали, и Митру пришлось подтягивать их почти до самой груди, а на ноги, чтобы сапоги не спадали, намотать две пары портянок.
Глигор молчал, по-прежнему ничего не понимая, но не осмеливался спросить; ему казалось, что Митру рехнулся.