По улицам патрулировали группы вооруженных рабочих, перестреливаясь с фашистами, засевшими на чердаках и балконах. Арделяну разыскал комитет партии в бывшем «Доме немецкой книги», но не застал там ни одного знакомого человека. Ему сказали, что Михуц, через которого он был связан с партией, действует с большой группой партизан где-то в окрестностях города и, пока он не вернется, Арделяну не смогут доверить никаких заданий.
Этот ответ вывел Арделяну из себя, хотя он и понимал, что иначе нельзя, — время беспокойное, и фашисты, несомненно, оставили в тылу немало своих агентов, которые пытаются пролезть в партию.
Несколько дней Арделяну работал поденно: колол дрова, убирал дворы за тарелку супа, спал в парке, где по утрам бывало очень холодно. Потом, когда пришли русские и вернулись партизаны, Арделяну встретил Михуца и еще двух товарищей по подполью. Теперь он вел партийную работу среди железнодорожников, расклеивал по ночам листовки, дрался с царанистами, был избит двумя железногвардейцами с Астры, продавал газеты, грузил вагоны для фронта. Прошло три-четыре месяца, прежде чем Арделяну вызвали в уездный комитет партии, где он отчитался о своей работе в Лунке и подробно рассказал о настроениях крестьян. Убедившись, что он тесно связан с крестьянскими массами, руководство предложило ему временно вернуться на партийную работу в волость для организации партийных ячеек в деревнях. Однако прежде он должен был пройти специальные курсы в Бухаресте. Арделяну добирался в столицу восемь дней, потом как следует наголодался — в Бухаресте было туго с продовольствием. Курсы помещались на окраине города, в особняке, принадлежавшем раньше какому-то богачу. В огромных, как залы ожидания, комнатах, загроможденных стильной мебелью, стоял невероятный холод. Золоченые ножки стульев ломались, если на них садились без должной осторожности. Слушатели спали по двадцать — тридцать человек в одной нетопленной комнате, но весь день с жадностью читали, понимая половину или даже четверть из прочитанного и засыпая лекторов бесконечными вопросами. Почти каждую неделю в городе происходили манифестации, кончавшиеся потасовками. 24 февраля и 6 марта Арделяну побывал на Дворцовой площади под пулеметным огнем[16]. По окончании курсов он вернулся в Арад, а через несколько дней попал сюда — в Лунку.
Голубой сумрак казался ему привычным и спокойным. Из степи налетал по-весеннему свежий ветерок. Арделяну стоял, опершись на изгородь, и смотрел на густо усеянное звездами небо, на серую ленту шоссе. Дверь корчмы то и дело распахивалась. Все завтрашние дела казались ему сейчас отдаленными. Он с улыбкой думал, что крестьяне Лунки, должно быть, встретят его как старого знакомого и будут очень довольны, что вновь откроется сельская мельница и им не придется больше ездить в соседнюю деревню молоть муку…
Оторвавшись наконец от изгороди, Арделяну не спеша пошел к корчме. Ему захотелось выпить большой стакан очень холодной цуйки и закусить листом соленой капусты, — несомненно, у Лабоша еще сохранились ее целые бочки. Неожиданно огромная радость охватила его при мысли, что он снова здесь, в Лунке. Захотелось заходить во дворы, называть людей по имени, расспрашивать о жизни, говорить о поместье, которое через несколько дней будет принадлежать крестьянам, наблюдать, как они изменяются, как начинают думать по-новому, сами того не замечая.
В корчме стоял такой дым, что с темной улицы ничего нельзя было разобрать. Арделяну закашлялся. За всеми столами, тесно прижавшись друг к другу, сидели люди, облокотившись на толстые, выскобленные, залитые вином доски. Из маленькой комнатушки, предназначенной для именитых гостей, доносилось пиликание скрипки, заглушаемое хриплыми возгласами. Толстый заспанный Лабош, переваливаясь, ходил от стола к столу и наполнял стаканы, проливал вино и ругал клиентов. За стойкой на высоком стуле, как на клиросе, восседала его жена и заносила заказы в книгу одной ей известными знаками — писать она не умела. Головы многих крестьян были обмотаны окровавленными бинтами, у других забинтованные руки висели на перевязи.
— А ты когда приехал? — неприветливо спросила Арделяну трактирщица, косясь на него одним глазом. — Давно здесь? Что будешь пить? Цуйку? Где пропадал? Мельницу когда пустишь?
Арделяну выпил стакан цуйки. Она оказалась тепловатой, крепкой и противной на вкус.
— Прежде была лучше… — скривившись, сказал Арделяну.
— М-да, — согласилась трактирщица. — Прежде мы гнали ее не из кукурузы. Я слышала, что от нее даже слепнут, — прошептала она.
16
24 февраля и 6 марта 1945 года в Бухаресте под руководством коммунистической партии состоялись крупные народные демонстрации, приведшие к свержению реакционного правительства генерала Рэдеску.