Пол заплатил по счету и залпом проглотил четвертую порцию выпивки, почувствовав эффект от алкоголя, как только вышел на тротуар. Глаза его не могли уследить за движением на Бродвее – поток двигался чересчур быстро. Приходилось совершать героические усилия, чтобы не шататься из стороны в сторону. На углу Семьдесят четвертой он решил свернуть, чтобы люди на Семьдесят второй не увидели, в каком он находится состоянии.
Углубившись в незнакомый квартал, Пол почувствовал как его настиг страх. По всей длине улицы не было видно ни единой живой души: тени ужасали, а грозные скопления зданий бросали на проезжую часть мрачные изображения: ступени, навесы, припаркованные фургоны: здесь, на узких подъездных аллеях могли скрываться убийцы...
Тут он вспомнил ту ночь, когда он со страхом брел по Ист-Сайду. Похоже настало время перестать ударяться в панику. Убыстрив шаги, Пол двинулся вперед; но да, да, ладонь крепко обхватила затянутую в носок стопку монет, кишки завязались в крепкий узел, и не было нужды претворяться, что вытягивающая душу темнота не переполнена ужасом. Биение сердца было ничуть не тише отзвуков шагов по бетону.
И поэтому он сначала не услышал шагов сзади...
Уголком глаза Пол уловил призрачную фигуру. Он не остановился и не повернулся в ее сторону: он продолжал идти четко по прямой и смотреть вперед, в безумной надежде на то, что если он будет считать, что фигуры нет, то она исчезнет. Он шел очень быстро, но не мог удариться в постыдное бегство. Внезапно он понял, что ему нужна только жизнь – это все, что ему нужно. Может быть, это игра воображения – может там и нет никого, а просто шаги отражаются от стен и тень, двигающая по гладкой поверхности? И все-таки он не оглядывался – просто не мог. Оставалось пройти еще половину длиннейшего квартала – фонарь отбрасывал жиденькую лужицу света, от которой тени только глубже стали...
– Эй, срань, а ну стоять!
Голос как бритва по позвоночнику.
До него можно дотронуться. Прямо за спиной.
– Стоять, я сказал. И развернуться, мать твою...
Это все игра моего воображения. Он замер, опустив плечи, ожидая проявления жестокости и какого угодно насилия.
– Мать твою, что не слышал, что я сказал – повернуться! – Тихо, напряженно, с небольшой хрипотцой. Голос подростка и явно бравирующего от ярости – или от страха.
Застыть. Окаменеть. Но: Бог мой, ведь он напуган ничуть не меньше меня!
И пока Пол разворачивался, чтобы встать лицо к лицу со своим страхом, он услышал, как щелканьем раскрылось лезвие выкидного ножа и внезапно где-то внутри что-то взорвалось, словно ослепляющее сознание открытия:
Ярость.
Неудержимая звериная злоба.
Адреналин насытил кровь и Пол почувствовал как в голову ударила волна жара; и развернувшись всем телом, он увидел как в поле зрения появляется нападающий и подняв высоко над головой свой импровизированный кастет, он выбросил руку далеко вперед, с тем, чтобы послать наимощнейший удар, который способны нанести его воспаленные и воспламененные мускулы...
Он уловил фрагментарный отблеск фонарного света на движущемся лезвии ножа, уловил, но не придал ему значения, потому что сконцентрировался на мишени и полновесности кастета рвущегося из руки и летящего к этому узкому темному черепу... И услышал жуткий крик, вырвавшийся из его собственной груди звериный рев атакующего психопата...
А паренек с ножом заваливался на спину, уворачиваясь от удара, закрывая голову руками, споткнулся, выпрямился, теряя снова равновесие, приподнимаясь на носочки – побежал...
Жесточайший удар сверху не достиг цели, и Пол остановил собственную руку, пока не попал по своей коленке, и от этого потерял равновесие, но остановил падение, оперевшись на ладонь – подтянул под себя коленку и остался в такой позе, увидев, как убегает паренек, бывший едва ли в половину его роста и веса, убегает даже не убегает, а улепетывает со всех ног, бросившись в боковую аллею и скрывшись в темноте, словно его и не было...
Улица вновь была совершенно пустынна, Пол поднялся на ноги, и тут наступила реакция, и его затрясло, причем настолько жестоко, что пришлось опереться о поручни ближайшей лестницы. Он навалился всем весом на железо и стал постепенно опускаться, держа вес руками, сгибаясь в дугу, пока не уселся на третью ступеньку снизу. Сквозь плоть проходили волны жара и холода попеременно, зрение вконец расстроилось и с неудержимым торжеством в голосе, Пол радостно заорал:
– АААААААААААААААА!!!!!!!!!!!!!...
Глава 11
Стараясь скрыть тяжелое дыхание, Пол как-то идиотски улыбнулся швейцару и пьяной походкой пересек вестибюль и вошел в лифт. Двери закрылись; тогда он опустился на пол и так сидел, пока они не отворились, тогда он выполз и вполз в квартиру с позывными начинающейся рвоты. Пол наклонился над кухонной раковиной и выплеснул в нее содержимое желудка.
Он прополоскал рот, снова стошнил и снова прополоскал. Повисел над раковиной, чувствуя болезненные сухие шевеления в желудке, пока они не ослабли. Потея, чувствуя как покалывает кожу на голове, он доплелся до кушетки и гостиной и мокрый и ослабевший завалился. Почувствовал, что вырубается.