Сидоренко ответил:
—Не только вы написали заявление, но еще и Прасковья Федоровна Шмакова. Ваши заявления очень похожи. И еще скажу вам одно: недавно убили бородатого, Козлова. Отсекли ему голову. Вот это-то нас и заинтересовало.
Взгляд Семечкина немного просветлел. Он потер руки и произнес язвительно:
—Зашевелилась наша самарская милиция, когда главного негодяя убили.
—Я не из Самары,— сказал следователь,— из Москвы. И вы нам нужны для дачи показаний. Мы обещаем, что вы скоро отправитесь домой, но прежде побеседуете с нами в отделении.
Семечкин усмехнулся:
—Как же я отправлюсь домой, когда они меня не пускают?
—Вас сегодня выписывают.
—Тогда везите меня отсюда.— Семечкин поднялся.— Я вам дам любые показания, только увезите меня из этого дурдома.
Через пятнадцать минут машина милиции с Николаем Андреевичем Семечкиным остановилась у крыльца управления.
В кабинете, где должна была состояться дача показаний, Семечкин увидел Шмакову, Просвиркина, а еще несколько незнакомых лиц в погонах и без. Руководил всем майор Сидоренко. На самом деле, как оказалось, дачи показаний, как таковой, не состоялось, а требовалось составить портреты подозреваемых. Тут же находился художник, который и принялся на листах, висевших на стене, рисовать портрет за портретом со слов свидетелей.
К десяти часам вечера всё закончилось, Сидоренко сложил все листы, поблагодарил всех присутствующих за содействие и в заключении добавил:
—Мы еще не раз увидимся, чтобы уточнить некоторые детали, а сейчас вас всех развезут по домам.
Когда Сидоренко, Просвиркин и еще несколько следователей, участвовавших в расследовании этого запутанного дела, остались одни в кабинете, майор сказал:
—И что вы на это скажете?
—Я немало удивлен,— сказал один из следователей, молодой лейтенант,— всё это смахивает на какую-то дьявольщину.
—Сатанисты,— произнес Просвиркин,— или, как еще их там называют. Все газеты просто пестрят заголовками. Приписывают всё новые пакости этой легендарной шайке. Правды там и на грош не наскребешь, а вранья— можно черпать половником.
—Самое удивительное из всего,— сказал Сидоренко,— то, что никого из них живым еще не нашли. А один умудрялся воскресать. Как это он проделал, даже эксперты не знают. И, хотя мы живем в современном обществе, это как-то не вяжется с нашими атеистическими взглядами.
В кабинет вошел молодой сержант и доложил:
—Найдена гражданка Семечкина,— он посмотрел на телефонограмму и продолжил,— Клавдия Ильинична. Она находится в селе Малая Малышевка у своей матери в доме.
—Ну и?..— спросил, ожидая продолжения Сидоренко.
—Ее допросили, и через несколько минут придет факсом протокол.— Завершил сержант.
—Как придет,— произнес майор,— мне тут же.
—Да,— сказал сержант и вышел.
—И еще одна пропажа нашлась.— Сидоренко поднялся со своего места во главе длинного стола.— На сегодня это всё. До завтра.
Все стали расходиться. А майор задержал на минуту Просвиркина и спросил:
—Вы поставили охрану возле тела этого маленького человека?
—Да. Двое дежурят в морге,— отвечал капитан.
—Надеюсь— они не заснут.
—Нет.
—Добро. Ну,— майор протянул ладонь Просвиркину,— до завтра.
Просвиркин пожал руку и вышел вон из кабинета, решив направиться в морг.
«Надо же,— думал он за рулем,— сгорела наша анатомическая лаборатория. И это случилось за неделю до всей чертовщины. А ведь виновника пожара до сих пор не нашли. Несчастный случай». До «Семашко» доехал на удивление быстро; на всех светофорах горел зеленый свет, когда он проезжал их.
Два сержанта сидели в морге на стульях и играли в карты. Когда Просвиркин вошел, они, соскочив, вытянулись по стойке «смирно».
—Сидите,— сказал Иннокентий Алексеевич,— где труп?
—В холодильнике,— ответил длинный, почти двухметрового роста, в отутюженной форме сержант, тасовавший колоду. Второй усмехнулся:
—Вы всерьез думаете, что он встанет?
Он был небольшого роста. Дешевая сигарета уже потухла и висела, прилипшая к нижней губе. Лицо было сплошь все покрыто прыщами, а волос на голове почти не было.
—Я ничего не думаю,— произнес Просвиркин,— во что играем?
—В «чирик»,— ответил длинный.
—Раздавай на меня.— Просвиркин взял стул и сел. После снял трубку с телефона, набрал свой домашний номер. Прозвучало восемь длинных гудков прежде, чем на том конце сквозь какой-то шум послышался женский недовольный голос:
—Слушаю…
—Ир, я задержусь на работе. Меня не жди. Вернусь утром,— сказал Просвиркин.
—Спасибо,— язвительно проворчала Ирина Александровна,— что за весь день один раз соизволил позвонить.
—Всего хорошего,— сказал торопливо Иннокентий и нажал на рычаг.
Виталий перевернулся на правый бок. Сон не шел. Мысли, как песок в буре, проносились со сверхсветовой скоростью. Серебряков не мог спать. Он наконец-то осознал, что с ним происходит. Он наконец-то понял, кем он стал, и что стало с его судьбой неделю назад, в четверг, шестого февраля. «Мне двадцать один год,— думал он,— и мне очень трудно, несмотря на все мое здравомыслие, принять невозможность обыкновенного существования. Было бы лет на десять меньше, я бы не удивился, встретив Сатану. А теперь… А что, собственно, теперь? Я— наследник одного из самых могущественных существ на Земле. В моих руках власть и, в общем-то, неограниченные возможности».