— Чарли, не требуй от меня невозможного. Не могу я отложить отъезд. Это было бы нечестно с моей стороны.
— Нечестно? По отношению к кому? — упорствовал он.
Его настойчивость тяготила ее.
— К дедушке. Я знаю, какие мысли его мучили, когда я уезжала, и хочу ему доказать, что он ошибался.
— В чем? — недоуменно спросил Чарльз.
— Когда я уезжала, он смотрел на меня так, будто хотел сказать: «Знаем мы, чем это кончается». Он боялся, что я поступлю так же, как мой отец. И я ему обещала, что никогда этого не сделаю.
— Не понимаю.
— Видишь ли, мой отец уехал из дому и обратно так и не вернулся. Лишь иногда бывал наездами. Он давал дедушке обещания, но ничего не мог с собой поделать… не мог вернуться домой.
Когда Одри заговорила об отце, голос у нее дрогнул. Отец был неисправимый романтик. Его неудержимо влекла жизнь, полная приключений. Она снова устремила взгляд на Чарльза…
Как они похожи, думала она, иногда даже становится не по себе.
— Ну и что тут ужасного? — с искренним недоумением спросил Чарльз.
Ему близок и понятен такой образ жизни, вот уже пятнадцать лет он именно так и живет. Единственная разница — никто не ждет его. Никому и дела нет, где он… Разве что друзьям, Вайолет и Джеймсу. Но никто не заплачет, провожая его, никто не будет считать часы, ожидая его возвращения. Он даже испытал нечто вроде зависти. Пожалуй, ради этого стоило бы и жениться. А впрочем, кто знает.
— Ничего, конечно. Но я просто не могу так жестоко обойтись с дедом.
— Ас собой можешь? Од, неужели ты так легко отказываешься от своего будущего?
— Мое будущее — это моя семья, — снова вздохнула она. — И настоящее, и будущее.
— Раньше ты говорила по-другому.
— Не правда! — вспыхнула она. Интересно, что она могла тогда ему сказать, в ту первую ночь, когда они вместе встречали рассвет?
— Ты сказала, что хочешь повидать разные страны, далекие и прекрасные.
Она простерла руки, как бы желая объять этот чудесный уголок, этот земной рай, который их окружал.
— А это? Чего еще желать?
— Но разве речь шла об этом? Мы тогда говорили о Непале…
Все время, пока они лежали рядом, он нежно заигрывал с ней — то пощекочет, то проведет травинкой по шее. Он был весьма искусен в этой игре, но и она не уступала ему.
— Мне здесь тоже хорошо.
На его лицо вдруг набежала тень.
— Знаешь, Од, а ведь через несколько дней мне придется уехать.
Она впервые услышала об этом, и сердце у нее упало. Вот и конец…
— Я должен подготовить материал для лондонской «Таймс».
— Куда ты отправляешься?
— В Нанкин, Шанхай, Пекин…
— Боже мой!
Одри была потрясена, но пыталась сохранить присутствие духа. Ей показалось, что она мгновенно утратила ощущение счастья, которое, как воздух, все это время витало вокруг нее.
— Вот уж где, наверное, сплошная экзотика, — вымученно улыбнулась она.
Он кивнул.
— Мне бы хотелось, чтобы мы поехали вместе.
— Мне тоже.
Она говорила искренне. Шанхай, Пекин — эти слова звучали для нее волшебной музыкой. Но им не суждено войти в ее жизнь. По крайней мере пока.
— Представляешь, какие сказочные фотографии ты бы там сделала!
— Когда ты едешь в Китай?
Она невольно потянулась к нему, они взялись за руки. Как недавно они встретились под этим жарким небом и как стремительно сблизились!
— Еще не знаю. Сначала мне надо поработать в Италии.
Ну а потом сяду в «Восточный экспресс» и махну в Турцию.
— Счастливчик!
Он грустно покачал головой.
— Вот уж нет. Девушка, которую я люблю, бежит от меня…
Он пожал ее руку, она поднялась и села. Нет, нельзя вести себя как неразумное дитя. Какой смысл лить слезы, все равно они не могут быть вместе. По крайней мере в ближайшем будущем. И нечего себя обманывать…
— Почему бы тебе не приехать потом в Сан-Франциско?
Он засмеялся.
— Может, и приеду. И умчу тебя на белом; коне" и осыплю белыми розами…
— Ах, Чарльз, это было бы восхитительно!
Он притянул ее к себе, заставил снова лечь рядом на траву.
Они замерли, прижавшись друг к другу. Их объятия становились более пылкими, и все труднее было удержать себя в рамках дозволенного, .. Но благоразумие взяло верх, и Одри высвободилась из его объятий.
Чарльз поднял на нее виноватый взгляд. И хотя он благоговел перед ней, никогда еще ни одну женщину он не, желал столь страстно и безнадежно.
В обществе Ви и Джеймса, с которыми они по-прежнему проводили много времени, на них нападала неестественная веселость. Вечерами они засиживались все дольше и дольше. И с каждым разом Одри все труднее становилось расставаться с Чарльзом, однако она твердо решила не совершать опрометчивых поступков, пусть даже всю жизнь ей придется сожалеть об этом. А Чарльз просто не мог перейти известные границы в отношениях с ней. Он слишком сильно ее любил.
— Начну-ка принимать холодный душ… А может, купаться по ночам в море… Хотя, боюсь, вода теплая и меня не остудит, — говорил он посмеиваясь, когда они однажды медленно шли домой со званого вечера. — Знаешь, из-за тебя я совсем потерял голову.
Чувство вины кольнуло ее, и она сказала без всякого кокетства:
— Мне очень жаль, Чарльз.
— Не огорчайся. Это время — лучшее, что у меня было в жизни. Благодаря тебе. Воспоминание о нем я унесу с собой на край света.
Он улыбнулся и поцеловал ее пышные медно-золотистые волосы. Он еще не знал о том, что она приготовила ему подарок: альбом фотографий, запечатлевших их дни на Антибе. Еще один комплект она оставила себе. Пусть рассматривает альбом, когда будет ехать в свой Нанкин. Как ей не хочется думать об этом!
Но приходится. Ведь он уезжает через несколько дней.
В последнюю ночь они сидели, любуясь рассветом, совсем так же, как несколько недель назад, когда они только что познакомились.
— Странно, — сказал он серьезно и грустно, — у меня такое чувство, будто я знаю тебя всю жизнь.
— А я не могу даже представить, что ты уедешь и тебя не будет со мной. Такая пустота вдруг…
Она говорила совершенно искренне, ему она могла сказать все. А он желал только одного — не расставаться с ней.
— Од, я давно хочу попросить тебя… Обещай подумать, не говори сразу «нет». Ты не хочешь поехать со мной? Только до Стамбула. Ты успеешь вовремя вернуться в Лондон. Я уеду из Венеции третьего сентября.
Она покачала головой:
— Нет, Чарльз.
— Но почему? Когда мы с тобой теперь увидимся, Бог знает. Неужели ты с такой легкостью готова отринуть все, что было между нами?
Он в волнении встал и принялся вышагивать по террасе.
— Как ты можешь вот так просто сказать «нет»? Черт побери, Одри, ну пожалуйста, хоть на этот раз подумай о себе…
О нас, в конце концов!
Он смотрел так, что сердце у нее разрывалось. Не обязательства перед семьей удерживали ее сейчас. Нет, тут было нечто совсем иное. Она боялась ехать в Венецию, понимая, что может произойти, когда они останутся там вдвоем… Наверное, она пренебрежет условностями… она уже почти готова к этому здесь, на Антибе, но пока что-то удерживает ее от последнего шага. Отправиться с ним в Венецию? Ринуться с головой в этот омут? Она терзалась всю ночь и, когда наконец взошло солнце, уже готова была сказать, что не может ехать с ним. Но он поцелуем заставил ее молчать… А потом вдруг заговорил о Шоне, о том, как коротка жизнь, как бесконечно драгоценна и как прекрасна…. До нее вдруг дошло, почему он это говорит. Его жизнь полна опасностей. Китай…
Чан Кайши… А если его там убьют?.. Если они никогда больше не увидятся?.. Эта мысль потрясла ее. Он опять приник к ее губам, и она почувствовала, как его рука медленно скользит по ее бедру. У нее перехватило дыхание. Стон готов был сорваться с ее губ.
— Одри, пожалуйста, ну пожалуйста… поедем со мной в Италию.
Ей и самой отчаянно этого хотелось. Она не могла сказать «нет» ему… а может, себе. Теперь уже не могла.