По рации со мной связался Серега, (он раньше работал авиадиспетчером), и сообщил, что из Краснодара в Шереметьево вечером прилетит грузовой борт. Самолёт загрузится каким — то важным оборудованием и полетит назад. Серега по своим каналам договорился, что его с семьей возьмут на борт, он предложил мне и Юльке лететь с ними. «На Кавказе осталось множество ледников с чистой водой. Добраться туда можно только по воздуху», — сказал он.
<написано неразборчиво, залито водой>.
Семья Сереги проживала на Профсоюзной, я был недалеко от них на тот момент, а он, в свою очередь, находился на юге, ездил навестить друга. Мы договорились, что я заберу его жену Лену и сына Витьку, а он заберет Юльку. Встречу назначили через час у Белорусского вокзала, откуда все вместе отправимся в Шереметьево…».
— О чем задумался? — спросила Ольга.
— Об ученых с ВДНХ, — ответил Кобальт жене после недолго молчания.
— Это же было так давно… Десять лет.
— Никто так и не узнал, что случилось с ними на самом деле.
— Ты веришь, что они могли выжить?
— Нет. Конечно, нет. Просто подумал: что, если, им все же удалось найти способ очистить темную воду.
Ольга с тоской в глазах оглядела убранство их квартиры.
— Наверное, многое было бы по — другому, — она улыбнулась, в зеленых татарских глазах отразилась гнетущая усталость.
Для окружающих Ольга всегда остается энергичной палочкой выручалочкой — с раннего утра и до вечера учит детей рисованию, русскому языку и математике, параллельно председательствует в женском клубе и еще не забывает быть любящей женой. Но только Кобальт видит, как тяжело ей это дается.
— Мы бы не зависели от Кремля и водяных установок, уехали бы из Москвы и жили полной жизнью там, где захотим, — сказал Кобальт.
— Могли бы родить ребенка, — закончила за него Ольга. Потом отвела взгляд в сторону и похлопала его по плечу. — Возвращайся в реальность.
Он глубоко вздохнул.
— Зачем?
— Потому что здесь твоя жизнь, и люди, которые нуждаются в тебе. Я, Витька.
— А он тут при чем? — воскликнул Кобальт.
— Он твой единственный родственник.
Ольга перевела взгляд на лежавший на столе дневник.
— Прости. Я не подумала.
— Он теперь сталкер, а я командир двойки. Если он думает, что я буду его как — то прикрывать только потому, что он мой племянник…
— Дело не в этом, Дим.
— А в чем тогда?
— Ему было всего четыре года, когда он потерял родителей. Весь этот кошмар слишком большое испытание для детской психики. Я помню его бессонные ночи, помню его панические атаки, помню, как он не хотел закрывать глаза в темноте, потому что боялся, что за ним придут твари.
— Всем было тяжело, — отмахнулся Кобальт.
— Но он был еще ребенком. Ему нужна была защита, нужен был отец. И сейчас нужен.
— Его отец бросил его! — Кобальт повысил голос. Такого он не позволял себе очень давно. — Я не обязан ему ничем.
Она обняла его.
— Что тебя беспокоит? Скажи мне.
Кобальт глубоко вздохнул, прежде чем заговорить.
— Я видел кое — что сегодня. Тварь нового типа. Ни с чем подобным раньше не сталкивался. Если десяток таких нападут, наши стены не защитят. Никто не спасется ни здесь, ни в Кремле, — он помолчал и добавил. — Мне страшно.
Ольга восприняла это сдержанно, как подобает жене сталкера и дочери Бати.
— Ты говорил отцу?
Кобальт покачал головой.
— Если скажешь ему, это на что — нибудь повлияет?
— Нет.
— Тогда не говори. Ты слышишь меня? Не говори. Я не хочу вновь ощутить себя маленькой девочкой, за которой по пятам ходит папа военный с палкой и отгоняет мальчишек.
Кобальт кивнул и взял жену за плечи.
— Давай уйдем вдвоем. Только ты и я. На Кавказ. Я смогу тебя защитить, обещаю.
— Дим, мы уже обсуждали это много раз…
— Теперь все изменилось. Скоро может начаться война. Здесь оставаться опасно. Не волнуйся, я достану воду и провизию. Нам хватит на весь путь туда, а там я что — нибудь придумаю.
— Ты же знаешь, я не могу бросить детей.
— У них есть свои родители.
— Они для меня такие же родные.
Кобальт покивал — такого ответа и ожидал. Даже жена, самый близкий ему человек, отказывалась поддержать его.
Повисло молчание.
— Ты снова тешишь себя ложными надеждами. Мне кажется, мы прошли этот кризис много лет назад. Или нет?
— Я не смогу спокойно жить, пока не выясню, что с ней случилось.
Ольга набрала воздуха в грудь, намереваясь что — то сказать, но так и не решилась.
— Я опаздываю на занятия. Потом поговорим.
Кобальт положил руку на дневник. Крепко сомкнув глаза, попытался представить лицо Юльки. В очередной раз увидел лишь пустоту.