― Плюнь, это уже совершенно неважно. ― помотал головой Гарри, ― Забей, Рон, я бы все равно пошел. Я просто… хотел сказать ей, что я узнал. То, что ей тоже надо знать. Но не так.
― А как? Что ей надо знать?
― Я слышал, что говорила Паркинсон. ― Гарри передернуло. Последняя ступенька, дверь в спальню. ― После того, как я вышел отсюда. Я слышал их в коридоре. Она говорила про Малфоя. Про Гермиону. Что он… что он к ней чувствует…
Он позволил Рону усадить себя на кровать. Вздрогнул от боли, пронзившей спину.
― Что он чувствует?
― Она сказала, что Малфой хотел Гермиону. Что он… хочет ее.
Хочет ее? Хочет Гермиону? ― Какого хрена это должно означать?
― И я просто не мог… понимаешь, Рон, если бы ты был на моем месте и услышал это… ты бы тоже побежал. К ней. Ты же знаешь Малфоя. Если он что-то хочет… цель всегда оправдывает средства. Ты бы тоже пошел, да?
― Да. Наверняка. Но я имею в виду… там что, так и было? Этот гребаный сукин сын посмел тронуть ее?
― Я не… нет. Не думаю. Он орал. Просто что-то гнусное, мерзкое. Я почти не слышал. Я просто… он был…
― Он прикасался к ней?
― Нет.
― Пытался? ― Рон всматривался в него. ― Гарри, он пытался?
― Я не знаю.
― Но тогда… что? Почему ты…? То есть, что…
Если он не прикасался к Гермионе. Если он не пытался. Тогда… очевидно, не правда ли… Гермиона контролировала ситуацию.
Как всегда.
А Гарри вмешался.
Как всегда.
― Я просто так разозлился, Рон. Прости. Я не знаю.
― Малфою тоже досталось?
― Да.
― Ну, наверное, это хорошо.
Гарри помотал головой. ― Рон… тебе надо пойти поискать ее. Попробуй.
― Нет, Гарри.
― Как это — нет? ― Складка между его бровей стала глубже.
― Потому что наверняка она хочет побыть одна. И чем скорее ты это поймешь, тем лучше. ― Рон покачал головой. ― Черт возьми, брат, это ты раньше читал мне такие лекции. Так что просто оставь ее в покое. Хотя бы до завтра. Надо дать ей остыть, а там видно будет. ― Рон опять говорил таким тоном, таким нехарактерно назидательным тоном. Который Гарри страстно ненавидел. Мерлин. Что это место с ним делает? Что оно делает с ними тремя? ― Давай поговорим о том, что случилось, а? Давай, рассказывай, почему ты это сделал.
― Это он, Рон. Просто он.
Но должно было быть что-то еще.
Несомненно, что-то еще.
― Гарри?
― Ага?
― Не увиливай. Это я. Давай, рассказывай.
И тогда мы посмотрим, что можно сделать.
В голове Драко гремела тяжелая ритмичная музыка.
Низкая, громкая, иногда со словами, но он не понимал их. Бессмысленный звук. Незнакомый. И он хотел, чтобы это прекратилось. Голова мелодически пульсировала от мощных, богатых звуковых спецэффектов. Если бы он только мог вырвать это и вышвырнуть. Вышвырнуть вон. Пока из ушей не полезло.
Последние два дня. Они не пролетели, а проползли, в грязи, под дождем, в нечистом воздухе, оставляя за собой кровавые следы, глубокие борозды. Дыры. Все эти дни его не оставляло ощущение, как будто он вдохнул и забыл выдохнуть. Через дыру в груди, глубиной до самого сердца. Как будто дышал через щель, сочившуюся кровью.
Но как драматично.
Как поэтично.
Так глубоко и образно.
Не правда ли?
А еще стыдно. Потому что это полная и абсолютная чушь.
Все это.
О днях длиной в год, и следах такой глубины, что от них наверняка останутся шрамы. О вдохах без выдохов. О ненависти и нищете. Лишении. Отречении. Зависимости. Мании. Еще слов?
Еще грандиозных аллегорий и блестящего остроумия? Еще заявлений?
Как насчет… Она была нужна ему так, что сердце утекало. Из глаз, из ушей, из ноздрей, изо рта. Просачивалось через поры в коже.
Ого. Какое сильное заявление. Слишком сильное, твою мать, Драко. И где публика, где аплодисменты?
Блейз видел, как он выходил. Студенты. Все эти дети. Они расходились после ужина. Интересно, что было на ужин, подумал Драко. Вероятно, мясо. Он вспомнил, что хотел бы больше любить мясо. Но его надо было слишком долго жевать. Поэтому он притворялся. Хотя на самом деле не любил его. Смешно. Странно, что он притворялся. Если тебе что-то не нравится, то не нравится. Зачем притворяться?
― Все в порядке, Драко? Ты выглядишь так, как будто только что бросился со скалы.
― Отвали, Забини.
― Не вопрос.
― Ты ешь его?
― Кого?
― Это яблоко.
― Не прямо сейчас.
― Я пропустил ужин.
― Ладно, бери.
Огрызок лежал рядом с ним на земле. Мокрый. Коричневеющий. На мокрой траве у озера. Он взглянул на него и задумался.