А что я ему скажу? Упаси бог сразу быка за рога, культурно надо, исподволь. Ух, и ненавижу же эту галантерейность!..
— Да, — отзывается женский голос.
— Тамашаускаса дайте.
— Кажется…
— Позарез нужен…
— Погляжу.
Тракимас ждет, ладонь, сжимающая трубку, потеет, сердце частит. Вот так-так, будто девушке звоню… С чего же начать, а? Этот Тамашаускас такой, шут его знает…
— Слушаю, — раздается спокойный голос, и Тракимас впопыхах глотает слюну. — Слушаю!
— Тракимас беспокоит, — удается-таки заговорить.
— Кто-кто?
Узнавать не хочет?
— Тракимас.
— А, Тракимас… Здорово, Тракимас. Как дела?
— Раз уж в страду звоню, — значит, дрянь дело, прямо тебе говорю.
— Да что ты, что ты. Знаем мы вас, плакальщиков. Оглянуться не успел, а они уже наверху сводки.
— Я серьезно, Тамашаускас. Тебе-то легко, у тебя все как по маслу. Наверно, центнеров тридцать…
— Еще три прибавь. По предварительным.
— Ого! Поздравляю. — У Тракимаса пересохло во рту; выпил бы воды, да в графине, как на грех, ни капли. — Поздравляю, Тамашаускас, жму руку… У тебя учиться надо.
— Ну, ну, Тракимас, твое хозяйство тоже…
— Да куда уж там… — Тракимаса тошнит от собственного подхалимства, но Тамашаускас на другом конце провода вроде отмяк. — Послушай, Тамашаускас, я уже говорил — дело дрянь.
— Ну? — Голос Тамашаускаса сразу остывает.
— Комбайн вышел из строя. Мелкая чепуховина нужна, а не достать. Понимаешь — пружина в клапане полетела. И сам клапан тоже.
Тамашаускас молчит.
— Весь день простоял, а вдруг и завтра?..
— На то объединение.
— Шиш от них получишь. Может, у тебя найдется, Тамашаускас, одолжил бы. Из-под земли достану, отдам.
Тамашаускас цокает зубом, и Тракимаса осеняет: ничего не выйдет. «Нету», — скажет. А я скажу: «Что ж, пока».
— Подожди на проводе, инженера наберу в мастерской.
Тракимас тешит себя надеждой — а вдруг? Подпирает плечом трубку, зажигает потухшую сигарету и жадно затягивается. Смотрит в окно на улицу — по ней плетется какой-то старик. Крейвенас?.. («Химию сыплете…») Не он, другой старикан… Почему не выходит из головы этот Крейвенас? Вечно путается под ногами. И он и его… Ах, я опять шут знает что… Мне ведь нужна пружина клапана. Ни о чем больше знать не хочу, мне нужна только…
— Тракимас, а другие хозяйства обзвонил? — вдруг спрашивает Тамашаускас.
— В «Передовик» звонил, в «Рассвет»… и в Пакальнишкяй.
— И ничего?
— Ничего. Ну как, Тамашаускас? Выручишь? Отдам, будь спокоен.
— Не догадываешься, почему они не хотят выручать? А вдруг им самим эта пружинка понадобится? Не сегодня, так завтра. Не знаешь ведь ни дня, ни часа.
Тракимас берет трубку в другую руку, влажной ладонью вытирает вспотевший лоб. Он издевается! В лицо смеется…
— Но ты-то ведь, Тамашаускас, можешь мне поверить?
— Верю. Правда, верю. Но инженер сказал: есть тяги, есть поршни, а вот клапанных пружин — нету.
Издевается!
— Этими своими поршнями пускай он…
И швыряет трубку.
Мечется в кабинете. Иди куда хочешь, приказывай кому хочешь, и все тебя выслушают, исполнят, что ни скажи. А кому ты прикажешь достать эту чертову пружинку? Ты силен в больших делах и начисто бессилен перед копеечными мелочами, до которых тебе и дела не должно бы быть, но вот ты уже потратил полдня, и механики тоже… Спасибо, хоть Гуделюнас к комбайну пришел. Тоже хорош гусь! «Ладно, Дайнюсу цены нет, золотые руки у парня, на него не могу обижаться. У него собачий нюх, чует, что и где не в порядке. Не комбайном ему управлять — электронной машиной!.. Но где возьмешь эту мелкую чепуховину? Кто чем разжился, держит в кулаке. Будто ты сам другой… Весной тебе позвонили из «Рассвета», попросили картофелесажалку. Мол, вы завтра-послезавтра не сажаете, дайте-ка нам машину, а когда начнете, мы вам свою пришлем, и в расчете. Что же ты ответил? Нету, мол, в ремонте. А что подумал? Еще поломаете, и когда нам надо-будет сажать, полетит непременно то, чего у тебя в запасе нет.
Вот так и живем, горько усмехается Тракимас. А грубить Тамашаускасу все же не стоило… Ты всегда легко теряешь равновесие и можешь черт те что наговорить. Нервы издерганы, позарез нужен отпуск, ведь ни разу еще не удавалось на все двадцать четыре рабочих дня оторваться от колхоза. Недели две, не больше, и снова носишься как угорелый по полям да фермам — все, что сделано без тебя, кажется никудышным. Дурацкий характер, работа на износ, конечно. И никто ведь не войдет в положение… А чуть что не так… И все-таки… Что ж, твоя работа всем нужна… ты закрома колхоза наполнил, района… закрома всей страны…