Со скрипом открывается дверь.
— Чего тебе, Регина? — сухо спрашивает Тракимас.
— Из района звонили, председатель. — Регина подходит к нему; стоит так близко, что Тракимас прямо-таки чувствует, как под белой блузкой вздымается ее крутая грудь.
Садится за стол, придвигает к себе папку с бумагами.
— Чего им?
— Сводку по жатве просили.
— Передала?
— Передала, председатель.
— Еще чего?
— Сводку по молоку.
В дочери мне годится, думает Тракимас, а ведь только пальцем помани…
— Почему раньше не говорила?
— Только сейчас пришла, председатель. — Покраснев, она теребит свой янтарный медальон. — Работа-то ведь давно кончилась.
— А, верно, — очнувшись, Тракимас поглядывает на часы. — Сводка по молоку готова?
— Я сейчас. — Регина поворачивается, но Тракимас останавливает ее:
— Не надо, в понедельник покажешь. Помнишь ведь в общих чертах.
Регина возвращается к столу, поправляет алый георгин, вставленный в бокальчик для карандашей. Тракимас только теперь замечает этот цветок. Как он проглядел, а может, его и не было, может, она сейчас пришла с георгином?..
— По сравнению с прошлым августом ниже.
— Веселая новость! — Председатель хлопает ладонью по папке — так резко, что Регина вздрагивает. — Сегодня сплошь веселые новости! И намного?
— На пять килограммов от коровы.
— Завфермами знает?
Регина пожимает плечами, нагнувшись через спинку его стула, поправляет занавеску на окне. Грудь мягко задевает плечо Тракимаса, и его бросает в жар. Черт возьми, вот взять бы и забыть все, хоть на минуту удрать от забот! Протяни руку — и твоя! Усаживай в «газик» и вези куда душе угодно. И ты воскреснешь, станешь другим. Чепуха ведь — треснула пружина, мелкая чепуха! На пять килограммов меньше удои? Чепуха! Неужто не видишь: она ждет. Не первый раз приходит, когда ты сидишь один. Вроде по делу, а ведь… Наплевать бы на все! На тебя-то ведь тоже наплевали. Как на последнего неудачника плюнули и бросили, а ты все еще ждешь. Чего ждешь, дурак? Почему молчишь да пялишься на нее? Она же молчит, ее губы, дрогнув, приоткрываются, они ждут, губы-то, а ты не будь олухом, не будь святым; отомсти той, которой нет, и себе самому отомсти за верность той, которой нет; говорят, месть — сладкая штука…
— Председатель…
Он встает, опираясь ладонями на стол, подходит к Регине и, резко повернувшись, бросается к двери, распахивает ее, влетает в комнату бухгалтерии. Комната пуста, со столов убраны бумаги, аккуратно расставлены стулья. Но здесь прохладнее, куда прохладнее — окна на север, солнце не нагревает. Тракимас глубоко дышит, трет рукой лицо — небритое; не успел второпях, ладно, завтра утром…
— Регина, — встает он в дверях, — впредь без моего ведома никаких сводок не передавать. Слышишь? — Он говорит сурово, хотел бы к ней придраться, накричать, но Регина — хороший бухгалтер, она никогда не ошибается. — Пока! У меня работа.
Сверкнув глазищами, Регина выходит, покачивая бедрами, обтянутыми короткой юбчонкой (где только научилась так ходить!). Не попрощавшись, выходит.
Тракимас стоит, слушает, как удаляются шаги, и вдруг вспоминает, что с утра ничего не ел. Такой суматошный день! А другие дни?! Хоть лопни, не успеваешь всего переделать.
Но сегодня он заслужил отпущение всех грехов, — смеется над собой, вспомнив про Регину. Вынимает из бокальчика с карандашами георгин и, повертев в руке, ставит в стакан с водой. Пускай его цветет. Безголовая девчонка, вот-вот опалит крылышки. Шею сверну тому, кто до нее дотронется. А может, давно уже дотронулись, и э т о было бы очередным эпизодом?.. Ты слишком хорошего мнения о других… Скрипнув зубами, Тракимас запирает кабинет.
Мать качает седой головой: ах, сынок, сынок, совсем ты у меня замотался.
Тракимас облокачивается на стол. Руки в смазке, в пыли. Когда мать приносит обед, он снова бросает взгляд на свои ладони и уходит в ванную. Долго моет руки и лицо под тугой струей.
— Остынет, — слышит голос матери, заботливый и ласковый — таким он помнит его сызмальства. — Поторопился бы.
Перед зеркалом проводит расческой по волосам. Залысины растут.
— Какие у тебя глаза, полюбуйся… Ввалились, веки запухли! На кого ты похож…
— Жара, мама, все от этой жары, — смеется он, обнимая мать за плечи и усаживая ее за стол: — Пообедайте за компанию, мама.
— Я давно. Жду, жду, все остывает.
— Дети где?
— То тут, а то и след простыл. Убежали куда-нибудь. Только бы в озеро не забрались!