Обсуждать разногласия публично, в присутствии других компартий, Тито отказался. И Жданов начал готовить второе совещание Коминформа с запланированным осуждением «югославских ревизионистов». Май 1948 года прошёл для него в шифропереписке с лидерами европейских коммунистов. Первоначально совещание планировали провести на Украине, но потом перенесли поближе к Югославии — в румынский Бухарест. Письма лидерам зарубежных партий уходили за подписью Суслова, как начальника Отдела внешней политики ЦК ВКП(б), но готовились лично Ждановым. В архивах ЦК тщательно просматривалась документация Коминтерна, связанная с деятельностью Тито в 1920—1930-е годы. Одновременно Жданов подготовил проект итогового документа будущего совещания Коминформа — резолюцию «О положении в коммунистической партии Югославии».
15 июня 1948 года Сталин, Молотов и Жданов общались с Анатолием Лаврентьевым, вызванным в Москву советским послом в Югославии. На следующий день поздно вечером в кабинете Сталина состоялось заседание политбюро, на котором присутствовали хозяин кабинета, Жданов, Молотов, Микоян, Берия, Булганин, Маленков, Каганович, Вознесенский. Помимо них на заседание пригласили Суслова и лидера греческих коммунистов Захариадиса (ситуация в Греции была тесно связана с югославской и балканской политикой). В ночь с 16 на 17 июня политбюро приняло постановление делегировать на совещание Коминформа трёх представителей ЦК — Жданова, Маленкова и Суслова.
Уже 19 июня 1948 года все трое были в Бухаресте, где вечером под председательством Жданова началось второе совещание Информационного бюро коммунистических партий. Помимо советских представителей присутствовали лидеры компартий Болгарии, Румынии, Венгрии, Польши, Чехословакии, Франции и Италии — те же, что и на первом совещании 1947 года, кроме руководства КПЮ.
Тито от имени Коминформа направили телеграмму с предложением принять участие в собрании. В течение суток ждали ответа из Югославии, откуда утром 21 июня поступил многословный дипломатический отказ. В два часа дня товарищ Жданов огласил собравшимся подготовленный им «Доклад о положении в коммунистической партии Югославии». В течение примерно пятидесяти минут он обвинял партию Тито в тяжких грехах: «отходе от линии марксизма-ленинизма», в «недостойной политике шельмования советских военных специалистов и дискредитации Советской Армии», в «ревизии марксистско-ленинского учения о партии» и т. п. Жданов поставил в вину Тито «отход от позиций рабочего класса» и «марксистской теории классов и классовой борьбы», подобно «оппортунистам типа Бухарина»{762}.
«Созданный югославскими руководителями бюрократический режим внутри партии, — говорил товарищ Жданов, — является губительным для жизни и развития Югославской компартии… Такой тип организации Югославской компартии нельзя назвать иначе как сектантско-бюрократическим. Он ведёт к ликвидации партии как активного, самодеятельного организма, культивирует в партии военные методы руководства, подобные методам, насаждавшимся в своё время Троцким»{763}.
Многие обвинения были вполне реальными, но с теми же основаниями их можно было предъявить и сталинской компартии. Фактически главной виной югославов было несоблюдение субординации, неподчинение маршала Тито генералиссимусу Сталину Но Жданов искусно маскировал эту понятную всем мысль вязью вполне реальных, но второстепенных практических и теоретических «грехов».
Отметим любопытный абзац в самом конце ждановского доклада: «Югославские руководители, видимо, не понимают или, возможно, делают вид, что не понимают, что подобная националистическая установка может привести лишь к перерождению Югославии в обычную буржуазную республику, к потере независимости Югославии и к превращению Югославии в колонию империалистических стран»{764}.
Здесь товарищ Жданов оказался вольным или невольным пророком — даже успешно лавируя между советским блоком и Западом, Югославия к концу правления Тито оказалась обречёнными на распад задворками Европы, с гиперинфляцией, пещерным национализмом и миллионами югославских гастарбайтеров за пределами страны.
В июне 1948 года делегаты европейских компартий без колебаний осудили поведение югославских товарищей, тем более что все присутствовавшие помнили, как на первом совещании Коминформа именно представители КПЮ отличились задорной критикой итальянских и французских коллег. Как высказался Жак Дюкло: «Совершенно нормально, что Информационное бюро должно рассмотреть вопрос о положении в коммунистической партии Югославии. Руководители этой партии должны были бы первыми на это согласиться, тем более что они на предыдущем совещании Информбюро не преминули воспользоваться своим правом критики в отношении других партий»{765}.
«Даже с излишком!» — тут же добавил с места Андрей Жданов, услышав эти слова лидера ФКП, ничуть не смущаясь, что в сентябре 1947 года сам подзуживал югославов к большей критике французов… И на втором совещании Коминформа Жданов вёл себя привычно раскованно — шутил, больше других вставлял порой ехидные реплики с места и фактически руководил всем процессом. Делал это практически умирающий человек…
По установившейся практике каждую ночь шифрованной радиограммой Жданов, Маленков и Суслов докладывали Сталину о ходе совещания. Телеграммы подписывались псевдонимами: на этот раз Жданов был «Журавлёвым», Суслов стал «Сорокиным», а Маленков — «Максимовым».
Хотя второе совещание Коминформа почти полностью было посвящено ситуации в Югославии, Жданов в своей записной книжке специально отметил один интересный теоретический момент из выступления Пальмиро Тольятти. Лидер коммунистов Италии тогда весьма прозорливо высказался о «новых опасностях», которые ждут массовые правящие компартии: «Коммунистическое движение сейчас приобрело широкое развитие и даже несколько неожиданное для нас. Компартии выросли в численном отношении, а в некоторых странах стали правящими партиями. Всё это создаёт опасность для компартий потерять историческую перспективу, проявить зазнайство… Такими партиями трудно руководить, в их жизни и борьбе возникают новые проблемы и новые опасности, и надо ясно видеть эти опасности. Самой большой опасностью является утеря понимания партии, как авангарда, как руководящей силы народных масс. Вследствие этого партия может превратиться в неоформленную массовую организацию без идеологического единства, без способности стать во главе масс и руководить их борьбой»{766}.
Тольятти стал главным собеседником Жданова на совещании: 20—23 июня 1948 года с лидером итальянских коммунистов он встречался больше и дольше всех. Явно не без влияния Жданова уже в ближайшем будущем Сталин будет прочить в генеральные секретари Коминформа именно Пальмиро Тольятти. Но это случится уже после смерти нашего героя…
26 июня 1948 года Жданов снова войдёт в кремлёвский кабинет Сталина. И до 12 июля он будет посещать его практически ежедневно, всегда, когда в нём будет появляться сам хозяин—и кабинета, и всего СССР. В один из этих дней по дороге в Кремль Жданов потеряет сознание в служебном автомобиле. И 5 июля 1948 года на стол Сталину ляжет бланк Лечебно-санитарного управления Кремля с медицинским заключением о необходимости предоставления Жданову длительного отпуска для лечения. Синим карандашом «Хозяин» надписал прямо на бланке: «Куда отпуск, где лечение?»
Консилиум врачей прошёл в тот же день, 5 июля. В нём участвовали члены Академии медицинских наук Гринштейн и Виноградов, профессор Егоров и лечащий врач Жданова — Григорий Майоров. Виноградов и Егоров были и лечащими врачами Сталина. Позже все они станут фигурантами известного «дела врачей».