В 1931 году Попков поступает в Ленинградский институт инженеров коммунального строительства. Высшее образование он завершает в 1937 году и после окончания института остаётся работать в нём секретарём парткома и заведующим научно-исследовательским сектором. Так полунищий мальчик-батрак, подросток-пекарь и юный столяр вырос в авторитетного члена первичной организации ВКП(б), стал уважаемым инженером, человеком с высшим образованием, что было всё ещё большой редкостью в полуграмотной стране.
В ноябре 1937 года, учитывая массу открытых вакансий в связи с репрессиями, активный член ВКП(б) с безупречной пролетарской биографией и технически грамотный Попков становится председателем Ленинского районного совета депутатов трудящихся города Ленинграда.
Райсовет тогда решает все вопросы местного значения — от культурного строительства до насущных проблем коммунального хозяйства и быта. И инженер коммунальных систем оказывается на своём месте — Попков лично руководит строительством в районе и всё контролирует. Например, он сам назначает и ежедневно (!) проверяет всех управдомов на своей территории. По итогам первого года его работы все многочисленные и жёсткие тогда проверки в новом районе не находят растрат и хищений.
Жданов быстро замечает перспективного хозяйственника. Ленинградскому лидеру явно импонирует молодой и толковый практик с блестящими для тех лет характеристиками. И сам Попков в этот период на рабочих совещаниях с теми же управдомами постоянно упоминает о своих контактах с большим начальством: «Не случайно товарищ Жданов звонит к нам и требует каждую десятидневку сводку…»{266} Под патронажем Жданова карьера Попкова развивается стремительно: в 1938 году он становится заместителем председателя, а в 1939-м — председателем Ленинградского горсовета.
Ещё один ключевой представитель ленинградской команды Жданова — Яков Капустин. Яков Фёдорович родился в 1904 году в крестьянской семье Весьегонского уезда Тверской губернии. С девятнадцати лет — чернорабочий на Волховстрое, строящейся по личному указанию Ленина в 1918—1926 годах первой крупной гидроэлектростанции в России. Затем Капустин работает помощником слесаря и клепальщиком на знаменитом Путиловском заводе в Ленинграде. В 1926—1928 годах, находясь на срочной службе в РККА, вступает в партию большевиков. После армии возвращается на Путиловский, после убийства Кирова — Кировский, завод. В начале 1930-х пролетарий Капустин идёт учиться в Индустриальный институт[6]. К середине 1930-х годов это крупнейший в стране технический вуз, в котором под руководством почти тысячи профессоров и преподавателей обучается свыше десяти тысяч студентов и аспирантов. С 1935 года Индустриальный институт возглавляет человек из команды Жданова, бывший руководитель Нижегородского краевого отдела народного образования Пётр Тюркин.
В том же 1935 году аспирант крупнейшего в стране технического вуза Яков Капустин по направлению Кировского завода отправляется на стажировку в Англию, где изучает производство турбин. В 1936 году он становится помощником начальника цеха Кировского завода. Начальником цеха был Исаак Зальцман, будущий основной танкостроитель в сталинском СССР, которого тоже относят к «людям Жданова». Позже западные исследователи и журналисты назовут Зальцмана «королём танков». В 1937 году между Зальцманом и Капустиным возникает типичный для того времени жёсткий производственный конфликт, который едва не кончился исключением последнего из партии. Но за выросшего на заводе «путиловца» Капустина вступились рабочие:
«Мы считаем его лучшим другом, начальником, который при своей работе никогда не повышал на нас голоса, обходился с нами, как с равными себе, всегда приветствовал нас рукопожатием. На все непонятные для нас вопросы с большим желанием давал ответы, разъяснял, показывал, учил… Он пользуется всеобщей симпатией всех рабочих нашего участка. Мы под его руководством стали политически грамотными людьми. Читка газет происходила каждый обеденный перерыв, и очень часто лектором и нашим консультантом являлся Яков Фёдорович. Он сумел подойти к рабочему с любовью, на которую мы отвечали взаимностью… Это производство молодое, плохо освоенное нами — возможно, большой процент брака шёл за счёт нашей невнимательности…»{267}
Обратим внимание на эту коллективную «читку газет» — даже среди рабочих такого сложного производства в те годы оставалось ещё много малограмотных людей, не способных самостоятельно воспринимать газетный текст. Это наглядно иллюстрирует те сложности, с которыми пришлось столкнуться лидерам ВКП(б) при модернизации страны.
Заступничество рабочих подействовало: Капустин не только остался на заводе и в партии, но в 1938 году уже возглавил парторганизацию этого гиганта ленинградской индустрии. Без Жданова, заметившего авторитетного и грамотного специалиста, такое назначение было бы невозможно. Ещё через год, в 1939 году, инженер Яков Капустин становится секретарём Кировского райкома партии, а в 1940 году — вторым секретарём Ленинградского горкома ВКП(б).
В отличие от нижегородских времён наш герой, осенённый высшей кремлёвской властью, уже не является первым среди равных. От замов и помощников Жданова отделяли куда большие полномочия и непререкаемый авторитет. Совместные бильярд и городки ушли в прошлое. Приятельское общение — только на застольях ближнего круга Сталина.
Ленинградский «наместник» стал для окружающих почти недоступен. В 1938 году его бывший коллега по Нижнему Новгороду журналист Марк Ашкенази, чувствуя в разгар репрессий сгущающиеся над головой тучи, решил уехать в Ленинград и обратиться за помощью к Жданову:
«На мой телефонный звонок в Смольный отвечал помощник Жданова:
— Кто спрашивает? Земляк из Горького? Тут земляков много ходит. Его нет. Позвоните завтра.
Я не мог допустить мысль, что Жданов меня не хочет видеть. Как-никак двенадцать лет!.. Чтобы уяснить своё положение, на следующий день я попросил доложить обо мне Андрею Александровичу, мол, прошу назначить время приёма. Ответ получил тут же:
— Я доложил. Напишите через экспедицию…
По пути в бюро пропусков в Смольный на маленьком выступе стоял очень поворотливый человек в портупее. Он предупреждал обращавшихся к нему:
— Не подходите. Бюро — направо, экспедиция — налево… Он знал, кто, куда и откуда идёт. Бдительность была на высоте, ничего не скажешь. За жизнь Жданова можно было не беспокоиться.
После трёхдневных хождений я вернулся восвояси»{268}.
Ситуация доступности высокого начальства для простых людей к концу 1930-х по сравнению с началом десятилетия радикально изменилась — до убийства Кирова в Смольный просто по партбилету мог зайти любой член ВКП(б), теперь же он там мог появиться только по согласованию и через бюро пропусков. Но обиженный отказом в приёме Ашкенази несправедлив — вряд ли и в наше время, да и в любое другое, возможно так просто, за три дня добиться приёма у второго человека в стране. Жданов был всегда по горло завален делами, тысячами обращений и прошений. Согласно тщательным подсчётам его канцелярии, в 1936 году он получал в среднем 130 писем в день, ещё 45 писем в день приходило в Ленсовет. В последующие годы обращений не стало меньше. К тому же в момент появления Ашкенази в Ленинграде наш герой мог просто отсутствовать в городе — как помним, по решению политбюро каждый второй месяц он проводил в Москве. Однако помощь Жданова некоторым старым знакомым в те годы нам известна — вспомним того же эсера-литературоведа Здобнова из Шадринска. Да и сам Ашкенази после ареста в 1938 году через полтора года следствия был полностью оправдан судом.
Уже в конце XX века арестованный в 1937 году сын польского коммуниста-эмигранта Владимир Рачинский вспоминал о событиях после освобождения в 1939 году:
«…Работы нигде подходящей не нашёл. Решил добиваться восстановления в Ленинградском университете. Написал письмо-жалобу секретарю Ленинградского горкома КПСС А.А. Жданову. Описал свою тяжёлую историю, написал, что, несмотря на трагедию нашей семьи, я по-прежнему верю в идеалы коммунизма, что ещё очень молод, имею способности и очень хочу учиться. Просил помочь мне восстановиться в студенты университета.
6
До революции — Санкт-Петербургский политехнический институт, ныне — Санкт-Петербургский государственный политехнический университет.