Городским властям во главе со Ждановым пришлось решать массу самых разных проблем, жизненно важных для спасения города и его населения. Так, для защиты от бомбардировок и постоянного артиллерийского обстрела в Ленинграде было сооружено свыше четырёх тысяч бомбоубежищ, способных принять 800 тысяч человек (стоит оценить эти масштабы). Решалась сложная задача предотвращения эпидемий, этих извечных и неизбежных спутников голода и городских осад. Именно по инициативе Жданова в городе были созданы специальные бытовые отряды. Усилиями властей Ленинграда, даже в условиях значительного разрушения коммунального хозяйства, вспышки эпидемий были предотвращены — а ведь в осаждённом городе с неработающими водопроводом и канализацией это могло стать опасностью не менее страшной и смертоносной, чем голод. Об этой задавленной в зародыше угрозе, о спасённых от эпидемий десятках и сотнях тысяч жизней обличители прошлого почему-то не вспоминают.
Зато любят «вспоминать», как Жданов «обжирался» в городе, умиравшем от голода. Тут в ход идут самые феерические байки, обильными тиражами наплодившиеся ещё в «перестроечном» угаре. И уже третий десяток лет привычно повторяется развесистая клюква, как Жданов, дабы спастись от ожирения в блокадном Ленинграде, играл в лаун-теннис (видимо, диванным разоблачителям очень уж нравится импортное словечко «лаун»), как ел из хрустальных ваз пирожные «Буше» и объедался персиками, специально доставленными самолётом из партизанских краёв. Безусловно, все партизанские края СССР просто утопали в персиках…
Впрочем, у персиков есть не менее сладкая альтернатива — так Евгений Водолазкин в «Новой газете» накануне Дня Победы, 8 мая 2009 года, написал о городе «с нечеловечески страдающими людьми», с «Андреем Ждановым во главе, получавшим спецрейсами ананасы». Показательно, что доктор филологических наук Водолазкин не раз с явным увлечением и смаком повторяет про эти «ананасы» в целом ряде своих публикаций{407}. Повторяет, конечно же не потрудившись привести ни малейшего доказательства, так — мимоходом, ради красного словца. Поскольку заросли ананасов в воюющем СССР не просматриваются, остаётся предположить, что, по версии Водолазкина, данный фрукт специально для Жданова доставлялся по ленд-лизу… Проявим справедливость к уязвлённому ананасами доктору филологических наук и заметим, что он далеко не единственный, скорее, типичный распространитель подобных откровений.
К сожалению, все эти байки, из года в год повторяемые легковесными журналистами и «десталинизаторами», разоблачаются только в специализированных исторических публикациях. Но их мизерным тиражам сложно конкурировать с жёлтой прессой…
Попробуем рассмотреть быт нашего героя в годы блокады на основе доступных фактов и свидетельств очевидцев. Вот что рассказывает В.И. Демидов в сборнике «Блокада рассекреченная»: «Известно, что в Смольном во время блокады вроде бы никто от голода не умер, хотя дистрофия и голодные обмороки случались и там. С другой стороны, по свидетельству сотрудников обслуги, хорошо знавших быт верхов (я опросил официантку, двух медсестёр, нескольких помощников членов военсовета, адъютантов и т. п.), Жданов отличался неприхотливостью: "каша гречневая и щи кислые — верх удовольствия". Что касается "сообщений печати", хотя мы и договорились не ввязываться в полемику с моими коллегами, — недели не хватит. Все они рассыпаются при малейшем соприкосновении с фактами. "Корки от апельсинов" обнаружили будто бы на помойке многоквартирного дома, где якобы жительствовал Жданов (этот "факт" — из финского фильма "Жданов — протеже Сталина"). Но вы же знаете, Жданов жил в Ленинграде в огороженном глухим забором — вместе с "помойкой" — особняке, в блокаду свои пять-шесть, как у всех, часов сна проводил в маленькой комнате отдыха за кабинетом, крайне редко — во флигеле во дворе Смольного. И "блины" ему личный шофёр (ещё один "факт" из печати, из "Огонька") не мог возить: во флигеле жил и личный ждановский повар, "принятый" им ещё от С.М. Кирова, "дядя Коля" Щенников…»{408}
Оператор располагавшегося во время войны в Смольном центрального узла связи Михаил Нейштадт вспоминал: «Честно скажу, никаких банкетов я не видел. Один раз при мне, как и при других связистах, верхушка отмечала 7 ноября всю ночь напролёт. Были там и главком артиллерии Воронов, и расстрелянный впоследствии секретарь горкома Кузнецов. К ним в комнату мимо нас носили тарелки с бутербродами, солдат никто не угощал, да мы и не были в обиде… Но каких-то там излишеств не помню. Жданов, когда приходил, первым делом сверял расход продуктов. Учёт был строжайший. Поэтому все эти разговоры о "праздниках живота" больше домыслы, нежели правда… Жданов был первым секретарём обкома и горкома партии, осуществлявшим всё политическое руководство. Я запомнил его как человека, достаточно щепетильного во всём, что касалось материальных вопросов»{409}.
Ставший после войны известнейшим ленинградским журналистом Михаил Хононович Нейштадт спустя 60 лет даёт и своё личное мнение о нашем герое: «Жданов был высококультурный и эрудированный человек. Сталин советовался со Ждановым: "Андрей Александрович, а как вы считаете?.." Но говорил Жданов очень длинно, путано»{410}. Последнее суждение, вероятно, родилось на фоне лаконичного и чёткого Сталина, немым свидетелем переговоров которого со Ждановым в годы блокады ежедневно являлся связист Нейштадт. Это, кстати, не первое свидетельство очевидца о склонности нашего героя к затянутым фразам.
Даниил Натанович Альшиц (Аль), коренной петербуржец, доктор исторических наук, выпускник, а затем профессор истфака ЛГУ, рядовой Ленинградского народного ополчения в 1941 году, пишет в недавно вышедшей книге: «…По меньшей мере смешно звучат постоянно повторяемые упрёки в адрес руководителей обороны Ленинграда: ленинградцы-де голодали, а то и умирали от голода, а начальники в Смольном ели досыта, "обжирались". Упражнения в создании сенсационных "разоблачений" на эту тему доходят порой до полного абсурда. Так, например, утверждают, что Жданов объедался сдобными булочками. Не могло такого быть. У Жданова был диабет и никаких сдобных булочек он не поедал… Мне приходилось читать и такое бредовое утверждение — будто в голодную зиму в Смольном расстреляли шесть поваров за то, что подали начальству холодные булочки. Бездарность этой выдумки достаточно очевидна. Во-первых, повара не подают булочек. Во-вторых, почему в том, что булочки успели остыть, виноваты целых шесть поваров? Всё это явно бред воспалённого соответствующей тенденцией воображения»{411}.
Как вспоминала одна из двух дежурных официанток Военного совета Ленинградского фронта Анна Страхова, во второй декаде ноября 1941 года Жданов вызвал её и установил жёстко фиксированную урезанную норму расхода продуктов для всех членов Военсовета (командующему М.С. Хозину, себе, А.А. Кузнецову, Т.Ф. Штыкову, Н.В. Соловьёву): «Теперь будет так…»{412}
Участник боёв на Невском пятачке командир 86-й стрелковой дивизии (бывшей 4-й Ленинградской дивизии народного ополчения) полковник А.М. Андреев упоминает в мемуарах, как осенью 1941 года после совещания в Смольном видел в руках Жданова небольшой чёрный кисет с тесёмкой, в котором член политбюро и первый секретарь Ленинградского обкома и горкома ВКП(б) носил полагавшийся ему пайковый хлеб — хлебная пайка выдавалась руководству несколько раз в неделю на два-три дня вперёд{413}.
Конечно, это были не 125 граммов, полагавшихся иждивенцу в самый кризисный период блокадного снабжения, но, как видим, и пирожными с лаун-теннисом тут не пахнет. Разоблачители ждановских «персиков» и «ананасов» явно экстраполируют на то время собственные нравы. Предъявлять же руководству блокадного Ленинграда претензии в лучшем снабжении — значит предъявлять такие претензии и солдатам Ленфронта, питавшимся в окопах лучше горожан, или обвинять лётчиков и подводников, что их в блокаду кормили лучше рядовых пехотинцев. В блокадном городе всё без исключения, в том числе и действовавшая жёсткая иерархия норм снабжения, было подчинено целям обороны и выживания. Других разумных альтернатив, позволяющих выстоять, у города просто не было.