— Не выдавай меня, — подмигивал он Реджи, как будто доктор Траппер не чуяла дыма на его одежде и не замечала окурков на гравии.
Реджи поневоле подслушивала: мистер Траппер разговаривал с невидимыми людьми очень громко. Он «исследует новые пути», говорил он им. У него «крайне интересные перспективы на горизонте», ему «открываются новые возможности». Говорил он напористо, но на самом деле умолял:
— Господи боже, Марк, я же тут, можно сказать, кровью истекаю.
Мистер Траппер был красив — грубоватая такая красота, слегка потрепанный жизнью мужчина; будь он просто смазлив, выглядел бы хуже. Доктор Траппер познакомилась с ним, когда была старшим регистратором «в старом Королевском лазарете», хотя мистер Траппер сам не из Эдинбурга. Он из Глазго, «глезга», смеялась доктор Траппер, хотя эдинбуржцы так говорили, чтобы оскорбить, но, может, доктор Траппер не знала — она же англичанка. Мистер Траппер долго за ней ухаживал, пока она не «сломалась» и не вышла за него. Он работал «в индустрии развлечений», но чем именно занимался, Реджи так и не поняла.
Доктор Траппер и мистер Траппер вроде бы ладили неплохо, — впрочем, Реджи особо не с чем было сравнивать, разве что с мамулей и Гэри (не вдохновляет) или с мамулей и Мужчиной-Который-Был-До-Гэри (ад кромешный). Над недостатками мужа доктор Траппер смеялась и, кажется, не раздражалась никогда.
— Джо такая добродушная — это ее до добра не доведет, — говорил мистер Траппер. Он, со своей стороны, с грохотом влетал в дом с красивым букетом или бутылкой вина и говорил доктору Траппер: — Здрасти, красота, — точно комический глезга, и крепко ее целовал, и подмигивал Реджи, и говорил: — Не забывай, Реджи: за каждой великой женщиной стоит какой-нибудь глупак.
Обычно мистер Траппер как будто вовсе Реджи не замечал, но временами заставал врасплох — вдруг становился очень мил, усаживал ее за стол в кухне, варил ей кофе и пытался завязать неловкий разговор. («Ну-с, расскажи мне свою историю, Реджи»); обычно, впрочем, не успевала она приступить к своей (довольно весомой) «истории», как звонил телефон и мистер Траппер вскакивал и давай расхаживать по кухне («Здравей, Фил, как дела? Я тут подумал — может, пересечемся, у меня возникла идейка, хотел с тобой обсудить»).
Детку мистер Траппер звал «бебе» и часто подкидывал в воздух, отчего детка в восторге верещал. Мистер Траппер говорил, ему не терпится, когда же «бебе» научится говорить и бегать, чтоб ходить с ним на футбол, на что доктор Траппер отвечала:
— Успеется. Пользуйся каждой секундой — не успеешь оглянуться, как она пройдет.
Если детка ушибался, мистер Траппер брал его на руки и говорил:
— Да ладно, детё, все нормально, ерунда, — ободрял, но без особого сочувствия, а доктор Траппер обнимала детку, целовала и говорила:
— Бедный малка поничка. — Это она подхватила у Реджи (а та, в свою очередь, у мамули). Шотландские словечки выходили у доктора Траппер с (неплохим) шотландским акцентом, как будто она двуязычна.
Мистер Траппер детке нравился, а доктора Траппер детка обожал. Когда она брала детку на руки, он не сводил с нее глаз, словно запоминал малейшие детали, чтобы чуть позже сдать экзамен.
— Я для него сейчас богиня, — смеялась доктор Траппер, — а когда-нибудь стану назойливой старухой, которую надо везти в супермаркет.
— Уй, вот уж нет, доктор Т., — говорила Реджи. — Вы для него, я думаю, всегда будете божеством.
— Может, надо было тебе остаться в школе? — спрашивала доктор Траппер, и ее красивое лицо слегка мрачнело.
Вот так же она разговаривает с пациентами, думала Реджи («Вам совершенно необходимо сбросить вес, миссис Мактэвиш»).
— Да надо было, — отвечала Реджи.
— Ну, солнышко, вылезай, — сказала Реджи, извлекла детку из стульчика и посадила на пол.
За деткой нужен глаз да глаз: вот он сидит довольный и примеривается съесть собственную толстую ножку — а вот уже ползет по-пластунски к ближайшей опасности. Детка желал одного — все на свете запихать в рот: если поблизости лежит какая-нибудь мелочь, которой можно подавиться, детка рванет прямиком к ней, тут к гадалке не ходи, так что Реджи постоянно следила, не валяются ли где пуговицы, монеты и виноградины, которые детка особенно любил. Виноградины приходилось резать напополам — та еще работка, но доктор Траппер рассказала Реджи о пациенте, чей ребенок умер, когда у него в трахее застряла виноградина, и никто не смог помочь, прибавила доктор Траппер, словно это еще хуже, чем собственно умереть. Вот тогда Реджи и попросила научить ее не только приему Хаймлиха, но и дыханию рот в рот, и как останавливать артериальное кровотечение, и что делать, если ожог. И если ударило током, и если нечаянно отравился. (И если тонешь, знамо дело.)