Хотя и эта поэтическая метафора: вода, яйца, тухлятина страдает не достаточной полнотой верного и правильного понимания чувств Алексея Гусарова — гордого славянского мужчины.
Если бы он, серьезно занимался альпинизмом свои чувства с тем, что ему сообщил его добрый приятель Степан Андреевич Рюриков по прозвищу — Механик, он мог бы сравнить с покорением семитысячника. И не только с ощущением победы над вершиной, в мороз и ветер, да еще по северному, самому трудному маршруту, но и главное — удачным спуском с нее. И уже глядя снизу, задирая голову до ломоты в шейных позвонках, удивлять себя и других расспросами и вопросами:
«Я там был? Нет, вы мне ответьте… Все-таки… Я там был или мне это приснилось?»
На следующее утро, чтобы в пустую не растрачивать эмоциональный заряд и постараться сохранить его на тот момент, когда в его душе зазвучит торжественный марш, который херувимы сыграют на своих трубах. Алексей собирался, как можно дольше поспать и просто поваляться на кровати. К сожалению, не получилось. На кровать к нему подсел Механик. Был он какой-то растерянный и встревоженный.
— Как-то мне, Лешенька, не спокойно на душе и вообще не хорошо…
Непонятно почему заговорил он, оглаживая рукой одеяло под которым спал Гусаров.
— Знаешь… Прости, пожалуйста… Мне неловко тебя просить об этом, но…
Алексей не до конца проснулся. Потянулся до хруста во всех частях тела и сел на кровати, свесив с нее ноги.
— Что случилось? — он потер затылок и встряхнул головой.
— Сегодня мы все получаем деньги… Я хотел бы… После их получения всю сумму передать тебе… У тебя получиться их сохранить…
По-прежнему, не понимая о чем речь, еще раз потряс головой. Он с удивлением и не пониманием смотрел на человека, который за довольно непродолжительное время стал для него настоящим другом советчиком и наставником.
А тот продолжал, виновато улыбаясь объяснять свою просьбу.
— Ты их пожалуй, лучше сумеешь сохранить, чем я. Ты молодой, здоровый. В случая чего, хоть сумеешь убежать. И мне будет спокойнее. Ты только не подумай, что я хочу тебя втянуть в какие-нибудь неприятности. Нет, прости старика, что я тебе мешаю отдыхать… Ничего не надо… Уж, как-нибудь, я сам…
Виновато пересев на свою койку, стал увязывать какие-то узелки, стараясь не смотреть на своего соседа. Ему было неловко за то, что из-за неясных, тревожных предчувствий побеспокоил своего молодого товарища.
Рывком подняв свое крепкое мускулистое тело пришедшее в норму благодаря заботам именно Механика. Алексей уважительно с сыновней любовью приобнял его за плечи и просто сказал:
— Дорогой вы, мой! То, о чем вы просите, это такая ерунда, что мне просто неловко даже говорить о своем согласие. Конечно, я их возьму и сделаю все, чтобы вы их доставили домой в целости и сохранности.
— Большое тебе спасибо, — засуетился Механик и забормотал, виновато глядя на него. — Я знал, что в тебе не ошибся… Спасибо. На всякий случай… Мало ли, всякое может случиться, я вот адресочек написал, где сейчас мои живут.
— Вы меня пугаете? — он попытался мягко отстранить руку, но это было совсем не просто.
Не слушая его и преодолевая возникшее сопротивление, Степан Андреевич передал ему в руки бумагу.
— А это номер счета, куда мне хотелось бы положить заработанное. Если я сам не смогу… Не с собой же таскать… — робко положил в его руки еще одну записку.
— В чем дело? Откуда эта паника?
Алексею начало передаваться волнение собеседника и ему хотелось разобраться в странных чувствах
— Мне один человечек шепнул, — он посмотрел, можно ли говорить такое Алексею, потом махнул рукой. — Дело в том, что полтора года назад после такой же выплаты многие люди попросту исчезли… И здесь больше не появлялись, и домой не вернулись… А сказал мне об этом, сам Залупенко. Как бы предупредил…
Он развел руками, как бы говоря, что вот такая случилась, странная история. После этого завздыхал, закопошился со своими вещичками, чувствуя опять возникшую неловкость.
— Не дрейфить и не бояться…
Алексей легко нагнулся над кроватью. Взял полотенце и перед тем, как идти умываться успокоил встревоженного приятеля:
— Пустые страхи. Хотя, на всякий случай далеко от меня прошу не отходить… А вдвоем мы горы свернет.
За праздничной суетой и ожиданием главного события, утренний разговор как-то сам собой забылся. Алексей все услышанное списал на специальное нагнетание страхов со стороны Залупенко. Его в этом можно было понять.
Для того чтобы народ на радостях по славной славянской традиции окончательно не перепился и сам себе головы не посворачивал, следовало придумать некое подобие страшилки на ночь для мальчиков старшего возраста тяжелой и полутяжелой весовой категории. Рассказать ее следовало человеку в чьем исполнении и пересказе она будет выглядеть правдоподобно и достоверно.
Во второй половине дня, отстояв солидную очередь из желающих поскорей получить деньги. Гусаров зашел в сквозную комнату, где и производился расчет. Там его встретил несколько уставший Залупенко в окружении своих мордатых вьюношей. Не глядя на их безмозглый вид спиной к ним поворачиваться, было опасно при любых обстоятельствах. Там же крутился и суетился, постоянно потирающий потные руки Сема-Солдафон.
Оказывается, он мог лебезить и стелиться половой тряпкой не только перед самим боссом, но еще и перед его охраной. Верткий, талантливый и способный паренек. И как такого не любить? К себе не приближать? И недоеденное не отдавать? Почему-то руководство все равно недовольно морщит лоб и кривит губы в его присутствии? Ну, ни как им не угодить.
— Каждый зарабатывает, как умеет, — то ли оправдывался, то ли объяснял он брезгливо слушающему Залупенко. — Я ведь только ради пользы дела…
— Ага… И мира на земле.
Не давая ему красиво врать, закончил вместо него Залупенко.
— Смотри мне зарабатывающий, — зло усмехнулся он. — Если узнаю, что ты в этом замешан, уж не обессудь. Придется из твоей рожи делать большой, плоский телевизор…
Дальнейшие угрозы и отеческие увещевания он прервал, увидев терпеливо ожидающего Алексея.
— А, это ты. Ну, давай, подходи ближе, — вяло протянул он, мгновенно утрачивая интерес к Солдафону. — Минуточку… Где-то ты у меня здесь был…
Он рассеяно перебирал лежащие перед ним на столе бумаги, пытаясь что-то в них отыскать. Найдя нужную и сверив в ней какие-то данные, удовлетворенно произнес:
— Ну, что Алексей, твоей работой я доволен… Да… Хотя, вот это чмо, — он ткнул в сторону Солдафона. — За твоей спиной и пытался на тебя шипеть. Но ты не обращай внимания, натура у него такая говнистая, он всех ненавидит…
Тот на кого был направлен указующий перст, стоял в углу и довольно мерзко щерился своей зловонной ямой у других называемой ртом. Однако на Алексея не смотрел, показывая всем своим видом, что разговор его не касается.
Залупенко лениво продолжал расчетно-кассовый разговор. Вдруг он распрямился. Закрыв глаза левой рукой, начал тянуть резину-паузу. После убрал от лица руку. Посмотрел, как бы не веря собственным глазам еще раз в записи.
Красиво, рукавом «Армани» вытер со лба испарину. Попытался взглядом найти сочувствие и понимание у секьюрити. «Быки» были к этому не готовы. Не найдя приступил к исполнению солирующей партии-речитативу:
— Вот тут… Боже, я не верю своим глазам… У меня записано, что ты, Леша заработал восемь тысяч евро… и еще полторы — премиальных…
Произнесено это было красивым баритоном «героя-любовника», чувствовалось, что оратору нравилось быть солистом-премьером. И не только произносить, а самому участвовать в постановке и режиссуре легких театральных этюдов. В финале, разбавляя их смысл трагическими вводами с моральным подтекстом.