О музыке? О закатном пейзаже? О лице прекрасной девушки?
«Папа, — услышал он свой голос сквозь стучавшие зубы. — Пожалуйста, подумай, прошу тебя, пожалуйста…»
Он старался не думать о режущем инструменте в руке мужчины. Простой кусок проволоки, тонкой как бритва, с резиновыми ручками на обоих концах.
Не хочется думать, что отец ему в глаза не смотрит.
Не хочется думать, что запястье схвачено одним витком проволоки, что острая удушающая гаррота сжимается. Легко рассекает кожу и мышцы. Когда дойдет до кости, понадобится рывок, усилие, но сквозь кость она тоже прорежется.
5
Люси проснулась от страшного сна.
Приснилось, что она застряла в старой жизни, в классной комнате средней школы, и не может открыть глаза, даже зная, что гадкий мальчишка, сидящий позади, сует ей в волосы всякую дрянь — вытащенные из носа козявки, крошечные шарики жвачки, — не может очнуться, даже слыша, что кто-то стучит в классную дверь, за которой стоит секретарша с запиской, где сказано: «Люси Латтимор, зайди, пожалуйста, в кабинет директора. С родителями случилось несчастье…»
Ничего подобного. Она открыла глаза ранним июньским вечером, еще светило солнце, очнулась ото сна в алькове дома родителей Джорджа Орсона перед телевизором, на экране которого крутится старый черно-белый фильм с видеокассеты, найденной в стопке на полке допотопной тумбы.
«Почему бы вам не остаться здесь, отдохнуть, послушать звуки моря?» — говорит леди в фильме.
Слышно, как Джордж Орсон в кухне рубит что-то на разделочной доске — тот ритмичный назойливый стук вплелся в сон.
«Удивительно успокаивает… — говорит леди в фильме. — Прислушайтесь. Слушайте море…»
Люси не сразу осознала, что стук прекратился, подняла голову — в дверях стоит Джордж Орсон в красном кухонном фартуке, легко держа в опущенной руке серебряный нож для резки овощей.
— Люси! — позвал Джордж Орсон.
Она выпрямилась, постаралась перенастроиться, а Джордж Орсон склонил голову набок.
Симпатичный, думала она, привлекательный, одетый на интеллектуальный манер в рубашку с отложным воротником под свитером, что едва ли увидишь в Помпее, штат Огайо, с коротко стриженными темными волосами, аккуратной бородкой, с сочувственным и внимательным выражением лица. Идеальные зубы, ладное тело, втайне даже спортивное, хоть фактически он говорит, что ему «чуть за тридцать».
Глаза ошеломляющего зеленого морского цвета, до того необычного, что сначала она заподозрила контактные линзы с причудливой окраской.
Он сморгнул, будто прочел ее мысли насчет своих глаз.
— Люси! Как ты? Все в порядке?
Не совсем. Однако она встрепенулась, расправила спину и улыбнулась.
— Ты словно загипнотизированная, — сказал он.
— Все отлично, — сказала она, подняла руки, пригладила волосы.
Помолчала — Джордж Орсон смотрел на нее присущим ему ясновидящим взглядом.
— Все отлично, — повторила она.
Они с Джорджем Орсоном поживут в старом доме позади мотеля какое-то время — недолго, — пока не разберутся. Пока «изначальный угар» хоть чуть-чуть не пройдет, сказал он. Не угадать, когда он шутит, а когда серьезен. Часто иронизирует. Мастер подражания, имитирует разное произношение, сыплет цитатами из книг и фильмов.
«Представим себя скрывающимися беглецами», — сухо сказал он, когда они сидели в салоне или гостиной с причудливыми лампами и зачехленными креслами с гнутыми спинками, когда его рука медленно и утешительно поглаживала ее бедро. Она поставила диетическую колу на салфеточку на старом кофейном столике, и по банке сбежала капля конденсированной водички.
Непонятно, почему нельзя быть беглецами, скрывающимися в Монако, на Багамах, даже на Ривьера-Майя в Мексике.
Но…
— Потерпи, — сказал Джордж Орсон, посылая ей очередной особенный взгляд, средний между дразнящим и нежным, и, когда она отвела глаза, наклонил голову, чтобы в них заглянуть. — Поверь мне, — сказал он своим особенным, убедительным тоном.
Тогда ладно, придется признать, что могло быть и хуже. Можно было остаться в Помпее, штат Огайо.
Она поверила — вынуждена была поверить, — что они будут богатыми, чего ей безусловно хочется среди прочего. «Куча денег, — говорил Джордж Орсон, понизив голос и стреляя глазами по сторонам, как тайный заговорщик. — Скажем так: я сделал кое-какие… инвестиции», — выговаривал он это слово как пароль, известный им обоим.