— Я так рада, что ты уговорил ее вернуться,-разобрала Линн слова своей мачехи.-Я чувствую себя такой виноватой… Подумать только, что ей пришлось пережить! Если бы Эймон знал…
Судя по голосу, она готова была расплакаться. У Линн тоже защипало глаза, а в горле встал комок.
— Это моя вина,-отозвался Хуан.-Я составил о ней совершенно превратное мнение. Но ты не волнуйся, мама. Мы сделаем все, чтобы она нас простила.
— А вилла? Сеньор Фолгейра сказал, что она твердо решила отказаться от наследства.
Они вошли в дом, и больше Линн их не слышала. Она со вздохом вернулась в комнату. Почему она позволила Хуану уговорить себя вернуться в поместье? Только ли потому, что ей хочется узнать о папе… или дело отчасти было и в самом Хуане?
Линн вдруг стало страшно. Когда-то, давным-давно, она поклялась себе, что любовь в том смысле, в каком ее понимают большинство девушек, не для нее. Ей совсем не хотелось замуж. И потом, Линн просто не была уверена, что когда-нибудь сможет довериться человеку настолько, чтобы строить с ним семью. Она предпочитала свободу и независимость. И в эмоциональном и в финансовом смысле. Однако от одних только воспоминаний о кратких объятиях Хуана бросало в дрожь. Она вся трепетала, как девочка-школьница, влюбившаяся в первый раз.
Хуан-ее сводный брат, напомнила себе Линн. И этим все сказано. Странная связь, которую она ощутила сегодня, когда Хуан утешал ее у виллы, существует лишь в ее воспаленном воображении. Нельзя позволять себе расслабляться. Пусть даже Хуан говорил о ее отце с таким чувством. Пусть даже в его глазах читалось искреннее сострадание, когда он увидел, что Линн плачет.
Девушка невольно поморщилась, вспомнив о своей слабости. Никто никогда не видел, как она плачет: ни бабушка, ни опекуны, ни друзья… И теперь Линн чувствовала себя пугающе уязвимой перед Хуаном, потому что он видел ее слезы.
Досадуя на себя, она достала из чемодана ночную рубашку и отправилась в ванную. Сама ванна была огромной, больше похожей на маленький бассейн. Линн с удовольствием опустилась в горячую воду.
Позже, стоя перед зеркалом и вытирая волосы полотенцем, она подумала о том, что без макияжа ее лицо выглядит очень бледным, почти бесцветным по сравнению с оливковое бронзовой кожей Хуана. Неожиданно перед ее мысленным взором предстала картина: их обнаженные тела-белое и золотистое-сплелись в любовных объятиях. Линн тряхнула головой, прогоняя наваждение. Что с ней творится? Никогда в жизни она не испытывала ничего подобного ни к одному мужчине. Ее никогда не влекло мужское тело. Секс ничего для нее не значил. И не потому, что Линн была ханжой, просто сказались строгое бабушкино воспитание и ее собственная разборчивость.
В результате чего в двадцать четыре года она была еще девственницей. Такой вот ходячий анахронизм! Линн не сомневалась, что в отличие от нее Хуан имеет богатый, если не сказать богатейший, сексуальный опыт.
Ну вот опять! Ей-то какое дело до любовных похождений Хуана! Линн вдруг нахмурилась и присела на край ванны.
Судя по всему Хуану чуть за тридцать. Интересно, женат он или нет? По идее, должен быть женат. В южных странах юноши и девушки рано вступают в брак. Причем большинство мужчин до сих пор предпочитают, чтобы их невесты были чисты и невинны…
Фен остался в чемодане. Линн завернулась на манер сари в полотенце и вышла из ванной.
Полотенце было не очень широким. Увидев в зеркале свое отражение-мокрые волосы, рассыпавшиеся по плечам, едва прикрытые пушистой тканью бедра, голые ноги-Линн невольно поморщилась. Она любила выглядеть аккуратно и строго. Всегда. Даже дома. И вот теперь не узнавала себя. Дома после ванной она обычно надевала длинный махровый халат. К тому же не любила возиться с волосами, поэтому через день ходила в парикмахерскую, где ей мыли голову и делали укладку. Так что Линн уже давно не видела себя такой растрепой.
Когда Линн заметила краем глаза, что дверь открывается, она решила, что это Химена пришла за подносом, и спокойно продолжила сушить волосы. Когда же сообразила, что никакая это не горничная, а Хуан, тот был уже на середине комнаты, а дверь за ним плотно закрылась. Теперь уже было поздно просить его выйти.
— Мама беспокоится, и я решил справиться, все ли у тебя нормально.
Линн почувствовала себя неуютно. Она стояла на коленях перед большим зеркалом, а Хуан возвышался над ней, глядя сверху вниз. Отложив фен, она поднялась, на мгновение забыв о том, что фактически не одета.
От фена щеки ее слегка раскраснелись. А волосы, уже почти сухие, вились непослушными кудрями. Мельком взглянув на себя в зеркало, Линн с ужасом увидела, что полотенце сползло и теперь едва прикрывало грудь. Причем поправить его не было никакой возможности. Разве что только снять вообще и завернуться в него заново.
. Знаешь, у нас молодым незамужним женщинам непозволительно щеголять перед мужчинами в столь соблазнительном виде. Это может быть расценено как откровенная провокация.
Хуан сурово сжал губы, глядя на Линн так, будто она была маленькой девочкой, которую поймали на каком-то вопиющем проступке. В ответ она вызывающе распрямила плечи. что ей еще оставалось делать?
— Кстати, о птичках. Я, кажется, ни перед кем не щеголяла и никого не провоцировала. Ты, по-моему, забыл, что сам вломился сюда без приглашения.
— Я стучал.
— Не слышала. А если бы слышала, будь уверен, не пригласила бы войти.-Увидев его . недоверчивый взгляд, Линн разъярилась еще больше.-Ты, может быть, удивишься, но я не имею привычки расхаживать перед малознакомыми мужчинами в подобном виде.
— Но когда одна, как я понимаю, предпочитаешь не стеснять себя избытком одежды. Линн собралась уже высказать ему все, что она думает, но Хуан не дал ей такой возможности.
— А почему нет? Признаюсь, я тоже, когда один в комнате, хожу полуголым. Однако такое отношение к собственной наготе говорит об определенной искушенности, которая в наших краях считается недопустимой для молодой незамужней женщины.
Линн резко обернулась к нему. Те мгновения душевной близости и симпатии, которые она разделила с ним там, у виллы, вмиг забылись.
— Вот тебе информация к размышлению… Хотя, по большому счету, это вообще не твое дело… Я не имею привычки расхаживать голой по комнате. Просто, когда собиралась, забыла взять халат. И я уж никак не ожидала, что кто-то явится ко мне без приглашения. Так что, если ты оставишь меня одну, я буду безмерно тебе благодарна.
Ее яростная вспышка, похоже, не задела Хуана, а, наоборот, позабавила. И вместо того чтобы уйти, он прислонился спиной к стене и с наглым видом засунул руки в карманы светлых летних брюк, которые сидели на нем как влитые.
— Не надо кипятиться, сестренка. И потом, ты не права. Это как раз мое дело. Мы, испанцы, очень серьезно относимся к семейным обязательствам. А поскольку я все-таки твой брат-пусть и сводный,-я за тебя отвечаю. Мой долг и святая обязанность-оберегать тебя и защищать. Точно так же, как я оберегаю и защищаю Мерседес. Мы вообще ревностно относимся к чистоте наших женщин. Например, если бы я вошел в твою комнату и застал бы тебя в таком виде наедине с мужчиной, я был бы вправе ожидать, что он женится на тебе, дабы твое честное имя осталось незапятнанным.
Линн уселась на кровать, пристально глядя на Хуана.
— Но это же просто нелепо… Какое-то средневековье дремучее!
— Может быть, в крупных городах с тобой и согласились бы. Но у нас здесь провинция. И люди тут несколько старомодны.
— В жизни не слышала такой ерунды, — выдавила Линн, чувствуя себя неловко под внимательным и насмешливым взглядом Хуана.
— Ерунда или нет, но так оно и есть. И нам езде предстоит очень серьезно обо всем этом поговорить. Видишь ли, в наших краях молодые мужчины гораздо импульсивнее и горячее, чем, скажем, среднестатистический англичанин. Будь уверена, что испанец не преминул бы воспользоваться благоприятной возможностью, если бы увидел тебя в столь откровенно завлекательном виде.
Нотки угрозы в голосе и жгучий взгляд Хуана вывели Линн из себя, и она опрометчиво спросила:
— Значит, мне повезло, что в тебе есть немалая доля английской крови, и поэтому ты не поддашься соблазну?