Сейчас Жека уже жалел, что не мочканул Николаева в Германии, чуяло сердце, что он окажется мутным ненадёжным типом. Столкнул бы его тогда на хер в Майн с моста или под поезд запихнул. Думал же ещё, что знает тайну один говенный человек — знают все.
Проблема была ещё в том, что директор шахты жил не в Н-ске, а в небольшом городе-спутнике Междугорске, где и находилась шахта «Западная». Город небольшой, шахтерский, с высоким уровнем криминала и местных преступных группировок. Каждый знает друг друга с малых лет, и чужой человек сразу бросился бы в глаза. Подключить разведку из своих никак не представлялось возможным.
Никак невозможно и заранее разведать, где живёт директор, куда ходит, есть ли охрана. Для такой тонкой работы подошёл бы Крот, но он уехал вместе с Сахаром. Из доступных источников информации остался только генерал Хромов и Валика. Но что будет, если Жека начнет наводить расспросы через них? Дело вызовет ненужную суету, в которую окажутся вовлечена масса людей, а это первый шаг к провалу или тюряге.
Жека решил действовать сам. Скрытно и неспеша. По-простому. Поехать в Междугорск и всё там узнать лично. Лично и прихлопнуть оборзевшего директора, шагнувшего на край.
— Ира, я на недельку возьму отпуск, съезжу отдохну, по тайге похожу! Останешься за меня, — сказал Жека Ирине, заглянув в кабинет. — Надоела мне эта суета. Ещё и любимая уехала в Москву. Настроение ни к чёрту.
— Куда поедешь? — с интересом спросила Ирина.
— В тайгу поеду! Палатку возьму, посижу, костерок пожгу, порыбачу, — заявил Жека. — Давно уже не дышал лесным воздухом. Какой-то стресс постоянно.
Сказал, и тут же подумал, что сказал-то чистую правду. Ведь так оно на самом деле и было. Когда последний раз видел брата? Когда ходили вдвоём в лес, жгли костёр, пекли в золе деревенскую картошку? За грибами-то выбрались прошлым летом впервые хрен знает за какое время… И стресс сейчас испытывал точно такой же, как описал. И этому были причины. Точнее, не стресс, а некую бесцельность своего существования.
Когда был зелёным пацаном и постоянно не было денег, радость приносила купленная на последние деньги кассета МК-60–5 с новым альбомом «Ласкового мая». Радовался простецкому магнитофону «Томь-303», взятому на 100 рублей, заработанных носильщиком у барыг. Радовался варёным джинсам «Мальвина», купленным на первые честно заработанные заводские деньги. Тогда была искренняя радость от обладания вещами, о которых мечтал.
Сейчас же… Радости от денег уже не было. Он мог позволить себе всё, что угодно, но радости это уже не приносило, а воспринималось как обыденность.
Жека позвонил Славяну и предупредил, чтоб пацаны не теряли — решил в поход сходить, в лес, отдохнуть и покормить комаров.
— Достало меня уже всё, брат, — помолчав, сказал Жека. — Всё обрыдло нахер…
— Завидую я тебе, братан, — усмехнулся по телефону корефан. — Тоже хотел бы куда-нибудь в лес, на речку, в палатку, к костру, к ухе с дымком.
— Съездим ещё! — пообещал Жека. — Сейчас с текучкой разгребёмся.
А нынешней текучкой была ликвидация директора шахты Западная. Поехал один.
Оделся по-простецки, в спортивный костюм, куртку и кроссовки. Во внутренних карманах куртки пистолет и запасной магазин к нему. И финка. Та самая, старая, которую отобрал ещё чёрт знает сколько лет назад при разборке с цыганом Намасом.
Начал свою работу Жека с поездки на электричке. До Междугорья ехать примерно час, народу порядком, в основном дачники. На работу в это время ехали, наоборот, в Н-ск. Жека в общей толпе не слишком выделялся из окружающих. В пути от нечего делать смотрел в окно — по этой линии он ехал впервые, и казалось любопытным всё: и горы, поросшие тайгой, и быстрая породистая река, по берегу которой бежала электричка, и дачные домики по её берегу.
На вокзале вышел и осмотрелся. Окружающий пейзаж убогий, как и в каждом сибирском городе, переживающем становление капитализма начала девяностых. Дома обшарпанные, асфальт дорог и тротуаров убитый. На каждом углу торговцы всем подряд, напёрсточники, бомжи. Тут же мусора неторопливо прохаживаются, поигрывая демократизаторами, выискивая подбухавших работяг, чтоб отправить в трезвяк или клоповник и там тряхануть. Жека во всем этом смотрелся как в своей стихии, ничем не выделяясь среди окружающих. Он вырос в этом дерьме.
Взял в привокзальном киоске бутылку холодного «Ворсинского» и с наслаждением выпил, отдав пустую бутылку бомжу, терпеливо ждущему тару. Потом неспеша пошёл в привокзальную гостиницу, единственную в городе, снял номер на три дня — больше срока это дело не заслуживало.
Гостиница, на удивление, оказалась неплохой. Почти на уровне московского «Космоса». Недавний ремонт, чистое постельное, полотенце в ванной, мыло, шампунь, исправная сантехника, черно-белый телевизор. Чего ещё желать гостю в этой глуши?
По пути в номер набрал кучу рекламных листовок о местах развлечений этой дыры. В городке было два ресторана: привокзальный «Семафор» и недавно открывшийся «Грот». Жека справедливо рассудил, что такой кент, как директор шахты, не будет зависать с цыганами, ворами, проститутками и всяким отребьем в нищебродском привокзальном заведении. Наверняка ходит в более приличные места. Поэтому сделал ставку на «Грот». То, что директор любит компании и анекдоты, Жека помнил точно. Навряд ли он стал бы коротать вечера дома в гордом одиночестве.
Вечерком, часов в восемь, Жека решил выдвигаться к ресторану. Город незнакомый, шахтёрский, на улицах полно бычья и гопников, с которыми неохота было зарубаться, поэтому вызвал к гостинице такси. Приехала старая советская «Волга» жёлтого цвета с водилой-грузином. Как будто в совок опять попал.
Жека сунул водиле тысячу и велел ехать к Гроту.
— Грота карош рысторан! — согласно кивнул головой водитель, узнав, куда надо двигать. — Мыного кароших людей туда ходыт!
— Да какие тут у вас хорошие люди? — усмехнулся Жека. — Тут же шахтёрики одни живут. Нищета. Голь перекатная.
— Нэээ, брат! Ны нышыта! Начанык, дырактиар шахта в рысторан ездыт! — горячо спорил и не соглашался грузин, топорща усы и сдвигая на затылок массивную кепку-аэродром. — Мынога такой народ тут!
— Ясно. Посмотрим, чё за публика там, — как будто переубежденный словами таксиста, согласился Жека. — Может, и переменю своё мнение.
Ресторан «Грот» квартировал в здании старой церкви, разрушенной большевиками в 30-е годы и недавно восстановленной. Церковь долгое время стояла разрушенная — в СССР религия была под фактическим запретом. Остались от неё лишь законченные стены, среди которых спали бомжи да играли дети в оборону Сталинграда. Но в новое время ушлые коммерсанты решили: чего простаивать добру-то… Земля почти в центре города. И наверняка в ближайшее время будет выкуплена нужными людьми, поэтому коммерсы дали взятку главе города и выкупили участок с развалинами за копейки. Развалины отстроили, несмотря на то, что церковь относилась к объектам культурного наследия, и открыли в ней ресторан, предназначенный для местной элиты.
Естественно, в маленьком шахтерском городке элита тоже была специфическая, поэтому Жекин спортивный дресс-код не вызвал лишних вопросов, особенно когда подкрепился тысячной бумажкой швейцару, стоящему у входа в ресторан.
В зале горел неяркий свет, создающий доверительную обстановку. Тёмные портьеры на окнах и такой же тёмный пол ещё в большей мере способствовали этому. В ресторане царила полутьма. На каждом столе стояли шарообразные светильники на витой ножке. Стиль здесь был. Стиль старины и какой-то мистической тайны. Играла негромкая музыка из больших колонок, нечто вроде медленного блюза. Две пары танцевали под него, как лебеди, склонив головы на плечи друг другу, и словно умирая под печальную мелодию. Посетителей видно немного, и Жека сразу же, едва войдя в зал, услышал характерный голос Николая Николаевича. Его невозможно было не узнать.