Но я всё ещё осознавал себя. Осознавал каждый клочок своего духа. Хотя, быть может, правда была иной и это клочки всё ещё пытались считать себя единым целым по старой привычке, создавая иллюзию самоосознания. Правда ли «Я» находился тут? Или же настоящий «Я» находился в другом осколке души, объятом алчным омутом тьмы, а я — всего лишь эхо прежних мыслей и стремлений?
Наверное, это всё уже не важно. Рано или поздно остатки моего сознания сольются с пустотой и больше ничто не будет иметь значения.
Жаль.
Жаль, что я ничего не успел. Впервые я занимался чем-то, что разожгло во мне азарт и интерес, но оказался слишком слаб, чтобы пройти этот путь до конца. Хотя, я оставил неплохое наследие. Технологические идеи, подсказки по развитию, знания. Если тельварцы смогут воплотить хотя бы часть из них, баланс сил может пошатнуться. Может быть, однажды они даже победят. Было бы славно…
Сколько я находился тут? Короткий миг? Неделю? Или целые месяцы? Мысль мимолётна, но в месте, где отсутствует время, может быть бесконечной. Как бы там ни было, я не надеялся на воскрешение. Откуда-то во мне находилось твёрдое понимание, что после смерти от того клинка уже не вернуться в мир живых. Он что-то сделал с моей душой. Подавил, изорвал в клочья и забросил в это странное место. Медленно истаивать посреди неподвижного, застывшего ничто. Так что мне оставалось лишь принять этот исход и ожидать, пока океан тьмы не закончит свою работу. Учитывая, насколько эта смерть отличалась от всех предыдущих, кажется, у меня не получится даже сказать пару прощальных слов Аллегри. Поблагодарить за шанс пожить ещё одной жизнью. Извиниться.
Имелся ли хоть один, крохотный шанс на то, чтобы выбраться отсюда и вернуться к друзьям? Наверное, чтобы его получить, я должен был как-то собрать свою душу воедино. Но что я мог? У меня больше не было рук, которыми я мог бы тянуться к осколкам себя. Я лишился ног, с помощью которых мог бы до них дойти. Будь у меня зубы, я бы вгрызался ими в эту тьму, чтобы ползти и даже радостно издавал бы при этом звук «Вака-вака». Что угодно, лишь бы это могло помочь.
Но всё, что мне оставалось, это безмолвно взывать к осколкам души и надеяться, что в этом мире без движения сдвинется хоть что-то и одни кусочки смогут соединиться с другими, чтобы вместе противостоять голодной пустоте.
Никогда ещё фраза «Соберись, тряпка» не была для меня столь актуальна.
Тьма. Пустота. Ничто.
Как долго я тут? Почему эта пытка всё ещё продолжается и никак не закончит мой путь? Множество раз я пытался взывать к частям своей души и столько же сдавался после отсутствия результата. В этом бесконечном цикле мне начало казаться, что они и правда стали ближе друг к другу. Но это была ложь. Самообман угасающего сознания. Несколько раз я словно проваливался ещё глубже в этот чёрный океан, забывая себя, но позже всё таки обретал ясность мыслей.
Как же не хочется исчезать вот так. В темноте и безвестности. Не увидев напоследок лица друзей и любимых. Не обняв. Не коснувшись. Не…
Касание. Немыслимое в этом месте чувство, почти стёртое из памяти хищной темнотой. Оно пронеслось по моему разуму ослепительной вспышкой, сравнимой по яркости с молнией в безлунную ночь. Меня что-то коснулось? Как? Невозможно! Что…
Осколок. Одинокий, крохотный осколок души каким-то невообразимым образом прицепился к другому, вызвав этот разряд. Неужели… у меня получается?
Ещё одна вспышка ослепила моё сознание, а потом ещё и ещё. Разрозненные обломки начали всё быстрее и быстрее притягиваться друг к другу, словно превратившись в россыпь магнитов.
Нет, не похоже, что это было плодом моих усилий. Вместе со вспышками касаний я начал ощущать, как нечто обволакивает осколки моего сознания. Что-то тёплое и дружественное, светлое, отгоняющее липкую тьму. И когда оно окутало все фрагменты, те единым рывком соединились воедино, заполняя мой разум невообразимой, зашкаливающей вспышкой.
Когда я пришёл в себя, вокруг уже не было опостылевшей тьмы. Я обнаружил, что сижу в кресле, стоящем посреди утопающей в тенях комнаты. Её стены были сплошь увешаны старинными часами с гирями и маятниками. У некоторых часов гири висели поднятыми до предела, у других они практически касались пола. Маятники, отблёскивая красно-оранжевым, покачивались невпопад. Одни делали это быстрее, другие медленней. Некоторые висели неподвижно и не всегда строго перпендикулярно полу.
То же самое касалось и стрелок на странных циферблатах, ни один из которых не мог похвастаться обычными двенадцатью цифрами. Их украшали десятки, а то и сотни делений, нанесённых хаотично, неравномерно. Самих стрелок всегда было не меньше пяти. Какие-то стояли неподвижно, какие-то крутись так быстро, что напоминали пропеллер, и не только в привычном направлении. А на одних часах стрелки и вовсе стояли абсолютно все, а крутился сам циферблат.
И всё это происходило в абсолютной тишине.
— Как тебе экскурсия в Первородный Хаос? — раздался чуть в стороне смутно знакомый голос и, повернув голову, я обнаружил поблизости ещё одно кресло.
В нём сидела высокая девушка в закрытом чёрном платье. С нашей последней встречи она ничуть не изменилась. Всё тот же крупный, туго натягивающий платье, бюст. Золотистые волосы, волнами ниспадающие по плечам, босые ноги, закинутые одна на другую. Разве что неожиданно добавились круглые тёмные очки. Но, так как девушка сидела чуть сбоку от меня, я видел, что её взгляд устремлён на многочисленные циферблаты.
— Это был Хаос? — слегка удивился я. — Разве он не должен выглядеть как… — я поднял руку и рассеянно пошелевил пальцами в воздухе. — Даже не знаю, цветастая мешанина всего и вся?
— Заблуждение человеческого восприятия, — пожала плечами Эрешкигаль. — Хаос — это не воплощение беспорядка, как привыкли думать вы, а абсолютный порядок, определённый пустотой и несуществованием. Всё, что по каким-то причинам не может несуществовать, выкидывается из Хаоса как помеха порядку пустоты. Полагаю, оттуда и пошло выражение «Порождение Хаоса». Хаос позволяет родиться тем, кто нарушает порядок, но сам он является его воплощением.
— Сложно, — честно признался я, задумчиво глядя на свою руку. Я снова выглядел как «Я», пускай и немножечко голый, но в то же время ощущал и видел себя как собранного из множества кусочков, держащихся друг за друга каким-то чудом. Словно собранный из магнитных шариков человечек. Слегка надави — и он изменит форму, сомнётся, скомкается. — А экскурсия паскудная была, — я поделился с Эрешкигаль своими впечатлениями. — Мне не понравилось. Паршивое место этот ваш Хаос, тёмное и конкурсы не интересные.
— Довольно смелое описание для колыбели первых Богов, — усмехнулась Богиня Смерти и скосила на меня взгляд. — Итак, что, по твоему, будет дальше, мальчик?
Я задумчиво поднял взгляд к тёмному потолку.
— Даже не знаю. Раз я попал на приём сюда, а не к Аллегри, наверное, это действительно конец. С другой стороны, не слишком ли много чести вытаскивать такого как я сюда? Мне показалось, это довольно хлопотное дело.
— Очень хлопотное, — кивнула Богиня. — Если бы я не подозревала подобный исход и, как говорят в твоём мире, не подстелила соломки, твоя душа исчезла бы практически мгновенно.
— Стоп. Стоп-стоп-стоп, — тут же вскинулся я. — А можно немного подробнее?
— Подробнее… — вздохнула Эрешкигаль. — Как ты знаешь, у богов есть различные силы. У Аллегри — сила Случайностей. У меня или, например, Либитины, сила Смерти. У кого-то вроде Гефеста — Созидание. Иштар повелевает Вожделением, заставляя одновременно как предаваться страсти, так и развязывать войны. Богов великое множество, как и их сил. И тебя, мальчик, убили Предопределённостью.