«Как ребенок, честное слово».
Даня была собой довольна. Судя по всему, проект теперь вне опасности. Модель готова всех порвать и всем показать, где ночуют, зимуют и тусуют раки. Одно настораживало: последняя фраза Якова. Как ни крути, а ребенок такое точно не пообещал бы. Даня надеялась, что тот имел в виду свое участие в проекте: типа собирается так отработать, что она вся восхитится да соблазнится его великолепием. Вполне возможно, ее представление о возложенных на нее обязанностях было ошибочным. Может быть, идеальный менеджер должен носиться со своим подопечным, как с последним глотком воды в пустыне, пылинки сдувать, потакать всем капризам – да и вообще с утра до вечера молиться на сей чудесный лик.
Это как заботиться об экзотическом животном, которое может сдохнуть от любого неосторожного чиха. Проблема была в том, что Даня не умела заботиться и плохо понимала, как вообще это должно проявляться. Командовать, подпинывать нерадивых и контролировать рабочий процесс – о да, это входило в список ее умений. Она любила требовать, но и делала это только потому, что от себя требовала не меньше.
Сейчас же ей вручили хомячка и обязали следить, чтобы его товарный вид остался прежним или изменился бы в лучшую сторону. А хомяк оказался с норовом. Правилам почти не подчинялся, перетягивал на себя внимание и, главное, осознавал собственную неоспоримую значимость. Раздражитель высшего уровня. Вот и еще одна проблема: сохранить экземпляр для эстетической услады общественности и постараться не прикокнуть поганца самой.
И проблема номер неважно какой. Яков Левицкий, юноша восемнадцати лет, действительно способен быть соблазнительным. В танце уж точно.
Вывод: общественность ожидает нереально волнующее эстетическое наслаждение. А самоконтроль Даниэлы Шацкой, похоже, вот-вот будет под угрозой.
Не позволив себе еще больше испугаться собственным мыслям, Даня наигранно беспечно махнула рукой.
– Спускайся уже, а то чапнешься. А мне двигаться лень. Так что не жди, что подниму.
Успевший покрыться матрешечными пятнышками Яков задышал тише и недоверчиво покосился на нее.
– Так проект в силе? Мужик ведь от своего слова не отступается? – Даня как бы невзначай коснулась папки.
– Я все сказал. Не смей недооценивать меня. – Яков спрыгнул с кровати. Потоптавшись на месте, он пробурчал: – Ты мне не нравишься. Мне нужен другой менеджер.
– Взаимно, – охотно отозвалась Даня. – А мне нужна другая модель. Милая и добрая. Но что есть то есть. И… С этого момента тебе разрешено кататься на коньках. Но не слишком часто.
– Что ты сейчас сказала? – Краска отхлынула от щек мальчишки. Он стал белее мела.
– Ты будешь кататься, – с расстановкой повторила Даня, пытаясь понять, радостную ли весть сообщает. – Но под моим суровым надзором.
Яков навис над ней. Воздух вокруг него едва ли не искрился от энергии. Даня послала ему ответный «зырк», хотя на самом деле ей очень хотелось спрятаться за папкой.
– Глеб дал разрешение?
– Да, да, да, – затараторила Даня. – Сколько еще раз повторять? Это право было мной выстрадано в ужасных муках, так что с тебя, Принцесса, отработка по высшему разряду.
«Ой, улыбнулся… Вот только что губы у него дернулись, клянусь!»
Угрюмость вернулась, но тех пару секунд неподдельной радости, мелькнувшей в глазах Принцессы, было для Дани вполне достаточно. И сложно было понять, счастлива ли она от того, что счастлив Яков, или от осознания того, что он, получив желаемое, вероятно, охотнее пойдет на контакт.
Даня внутренне встряхнула себя. И зачем задумываться о глупостях? Конечно же, все ее действия, как и прежде, имеют мотивы. Враждебно настроенный Яков препятствует общему делу. Довольный Яков делает свою работу на отлично. Все логично. А она с чистой совестью получает свои честно заработанные кровные. Больше проектов – больше комиссионных.
Вот и весь сказ. Ради себя она старалась. А не ради… кого-то там.
– Как ты его уговорила?
– Не все ли равно?
– Говори.
– Я просто была крайне убедительной.