Нежданно в торговом центре появилось свое собственное солнышко. Сердце кольнуло, а потом забилось так сильно, что стало трудно дышать. Даня до боли сжала краешек меню. Никто ее к этому не готовил. Никто не предупреждал, что ворчушка и любитель потрепать нервы Яков Левицкий умеет так улыбаться. В этой улыбке было нечто по-детски искреннее, нечто милое и совершенное, как в бликах солнца на водной глади.
Нельзя. Нельзя его никому показывать.
Даня ощутила, что ей жизненно необходимо запереть это ослепительное создание в чистой светлой комнате. Спрятать от всех. И никому не позволять на него смотреть.
Она постаралась выдохнуть. Воздух царапал внутренности, будто содержал в себе миллионы крохотных песчинок.
Ужасно.
Когда-то ее уже посещали подобные мысли. Даня задумалась. Верно. В тот момент, когда она впервые увидела Якова на катке. Его движения, его скольжения, его порывы. Новое наваждение было не слабее предыдущего.
Снова навязчивые идеи о собственничестве.
Она не может украсть Якова, не может скрыть от других и сделать так, чтобы он принадлежал только ей. Он – не вещь.
«Это всего лишь обычная реакция. – Сердце не хотело успокаиваться. Впору было замедлять его вручную. Или схватить так, чтобы оно и вовсе перестало биться и тем самым выдавать ее. – Любой бы попал под его воздействие. Любой бы почувствовал себя маньяком. У него даже цвет глаз стал светлее… Перестань. Прекрати улыбаться! Иначе я тебя…»
Живот скрутило. Даня быстро отвернулась и выдохнула. На мгновение ей показалось, что она превратилась в Ирину Шацкую – в маму, ту, что безумно вожделела отца. Вот кому по-настоящему хотелось стать безраздельным собственником одного-единственного человека. В учет не шли ни желания, ни эмоции, ни чувства.
«Я как мама?..»
– А ты была здесь раньше?
Как же вовремя Яков задал вопрос! Он практически спас ее от устрашающих мыслей.
– Была. – Даня прижала ладони друг к другу, а потом крепко сжала в единый кулак. Ей полегчало. – Но тоже давненько. Тут еще, по-моему, кофейня была. Только напитки и десерты подавали.
«Ого, все пялятся. – Даня неуютно завозилась на стуле. – Он и так слишком много внимания привлекает. А тут еще такие эмоции показывает. Мне надо меньше шевелиться. Я здесь раздражающий элемент».
– И… – протянул Яков.
– Что? – Даня недоуменно покосилась на него. Улыбка пропала, но он продолжал сиять, словно священное сокровище. Или это всего лишь игры воображения?
– Ты тогда носила очки.
– Да… В то время было дело. – Дане показалось странноватым, что последнее высказывание Якова было утверждением, а не вопросом. Он как будто констатировал. Хотя она ведь сама рассказала ему, что когда-то носила очки для украшения. Может, предположил?
– И мы с тобой…
В этот момент им принесли заказ. Яков весь подобрался. Сложно было понять, что за мысли гуляют в его голове, но жаркие взгляды молоденькой официантки он даже не заметил. А ведь девчонка была симпатичной, и на вид – возраста Якова. И уж, несомненно, была намного лучше бесстыжей Даниэлы Шацкой, которой полезно было бы побиться лбом об стол, чтобы избавиться от всяких глупостей в голове.
Даня демонстративно придвинула тарелку с бульоном ближе к Якову. Рядышком уместила тарелку с овощами. Никуда не денется, схомячит все.
– И что мы там с тобой? – спросила она, окуная ложку в собственный бульон. – Ты вопрос не успел задать.
Пару секунд Яков просто смотрел на нее. А потом улыбнулся. И опять безжалостное «солнышко» шарахнуло Даню по уязвимому восприятию.
– Неважно. – Мальчишка с интересом осмотрел принесенные заказы, сравнивая их между собой. – Ты заказала себе то же, что и мне? А как же морепродукты? Ты же хотела.
«Смотрите-ка, а он меня, оказывается, слушает».
– Принцип солидарности. – Даня спешно напихала в рот помидоров и воинственно махнула вилкой. – Фобы мофивифовать.
– Слюной брызжешь, – хмыкнул Яков и потянулся к столовым приборам. – Ладно, считай, мотивировала.