«Раздевается…»
Глаза жадно вперились в хитросплетение бледных пальцев, тянущих податливую ткань. Кофта соскользнула с плеча мальчишки. Затем со второго. На самом деле Яков сделал это быстро, но для Дани время замедлилось.
We all wanna be somebody
«Мы все хотим быть кем-то»
На восторженном взлете голоса исполнителя Яков дернул рукой, откидывая в сторону кофту. Даня скосила глаза, следуя за траекторией ее полета.
We just need a taste of who we are
«Нам всего лишь нужно ощутить вкус настоящих нас»
Яков опустился на колени. Его бедра коснулись живота Дани и заскользили дальше по ногам. Черная майка прилегала к его стройному телу неплотно. От каждого шевеления легкая ткань собиралась в маленькие складки, сдвигалась, оглаживая мальчишечью кожу, и приоткрывала миниатюрные тени, отбрасываемые выпирающими ключицами, и верхнюю часть груди – кусочек за кусочком.
Дразнящая майка. Следует запретить такие создавать. И распространять. И позволять носить Якову Левицкому.
Чудесная тяжесть. Это не было иллюзией измученного сознания – в тот раз в ванной в гостиничном номере. Ей понравилось прикосновение маленькой чуть округлой попки к своим коленям, мягкое давление, мельтешение худого тела перед носом, мелькание перед глазами светлых локонов. Яков сидел на ее коленях, и ей это, черт побери, нравилось! Не меньшее удовольствие она получила и в то мгновение, когда сама оказалась на его коленях.
Слишком многогранное, слишком сложное чувство. Эмоции переполняли, и Даня, напуганная порывами своего сознания, списала оставшиеся в памяти ощущения на собственную извращенность. Она, такая грязная и мерзкая – как снаружи, так и внутри, – желает посягнуть на нечто чистое и незапятнанное.
Непостоянная. Не умеющая относиться к чувствам серьезно. Не верящая в существование «чистых» чувств.
Посягающая и тут же сбегающая. Крадущая и не дающая ничего взамен.
We all wanna be somebody
«Мы все хотим быть кем-то»
Яков, следуя мелодии, начал подниматься. Даня протянула руку и схватила его за запястье. Он замер, встав вполоборота. А потом медленно опустился на ее колени. Музыка звучала едва слышным фоном. В ушах отдавалось биение сердца.
Во взгляде Якова застыла тревожность. Распушившиеся волосы почти скрыли правую половину его лица. Захваченный в середине создания целостного мира из движения и музыки, слившийся с уникальной картиной, которую он рисовал собственным телом, уже предчувствующий следующий шаг и вытекающую из хаоса побуждений кульминацию и нетерпеливо ожидающий окончания волнующей импровизации. И именно в таком состоянии его остановил Данин порыв.
Растерянный и взволнованный.
Даня сглотнула.
Загнанный и плененный. Не завершивший то, что могло воплощать его свободу.
Незапятнанный.
Даня отпустила запястье Якова и огладила воздух над его рукой – до сгиба локтя и выше до плеча.
Напряженный и нежный.
Пальцы девушки провели незримую линию, едва касаясь легких светлых локонов. Они качнулись, задев щеку Якова. Мальчишка на секунду сощурил один глаз, а затем вновь посмотрел на Даню. И было в этом выражении нечто беззащитное, а потому безумно манящее.
Значит, она в силах остановить его кульминацию, в силах заставить его забыть о том, что ему важно. Подобное всевластье дурманило. Ни разу за всю свою жизнь Даня не испытывала желания пленять. Она не нуждалась в этом. Но сейчас ей безумно захотелось пленить.
Заполучить.
Забрать.
Овладеть.
Желание возникло так неожиданно, что Даню даже тряхануло, словно в судорогах. Яков встревожено нахмурился. Наверное, что-то обеспокоило его. Может, дикость, мелькнувшая во взгляде девушки?
Он придвинулся, губы задвигались, формулируя вопрос.
Далеко. Нужно ближе.
Ладонь Дани легла на талию Якова. Она притянула его к себе. Легкий выдох. Дыхание, приласкавшее кожу. По телу мальчишки прошлась дрожь.