Итак, она и Яков все еще находились в торговом центре на самом верхнем этаже. В близлежащие отделы арендаторы еще не въехали, и стеклянные стены прикрывала реклама разнообразных брендов. Гул голосов доносился откуда-то издалека, здесь же не было ни души. Только Яков, присевший на скамью у массивного декоративного столба, и Даня, каким-то непостижимым образом оказавшаяся у него на коленях.
Хотя Даня что-то такое помнила. Сознание отключилось, ей показалось, что рядом папа, и она полезла к нему с объятиями.
«Вот зараза», – мысленно выругалась девушка и предприняла попытку ретироваться.
Тщетно. Тело не реагировало. Абсолютно. Даня не шевелилась, хотя в голове проносился ураган за ураганом. Тело не слушалось, но при этом ее рука, обхватив талию Якова, и не думала ослаблять хватку.
Что это за выборное подчинение командам мозга?!
Уголки губ Якова дернулись.
«Смеется надо мной? – возмутилась Даня, но вслух почему-то не сказала ни слова. – Шацкая, немедленно свали с его коленей!»
«Но тут так удобно», – простонало тело.
Теплая ладонь Якова придерживала спину, правая рука лежала на ее коленях. И все было каким-то ужасающе правильным, как у элементов мозаики, идеально подошедших друг другу.
И он источал такой нежный аромат…
«Шацкая, немедленно приди в себя!»
– Голова кружится?
«Да, верно, точно!» – Даня обрадовалась этому замечательному объяснению, который ей подкинул сам Яков. Ничего не кружилось, и все давно прояснилось. Но надо было ведь как-то объяснить, с какого перепуга она завалила его на скамейку и теперь ни черта не хочет сползать!
– Чуть-чуть. Все уже хорошо.
«Раз хорошо, то катись, Шацкая! Точнее, тело Шацкой! Брысь!»
Но предательское тело игнорировало внутреннюю ярость и продолжало радостно прижиматься к юношеской груди.
– Значит, вот какая она, твоя мать.
Даня встрепенулась. Верно, Яков пришел за ней и забрал. Еще бы чуть-чуть, и она бы, наверное, сорвалась. Может, рухнула бы прямо там, на пол? Или разрыдалась бы? Со слезами у нее всегда был напряг. Тогда, возможно, просто бы стала биться в конвульсиях, заменяя этим полноценную истерику. Даня и помыслить не могла, что встреча с матерью настолько сильно подействует на нее. Она надеялась, что пережила это. Оставила в прошлом, как кошмар детства. Но ошиблась. От некоторых чудовищ не избавит время. Требуются иные методы. Знать бы только какие.
– Ты слышал? – Даня стыдливо прикусила губу. – Много? Когда успел? Дверь на лестницу не хлопала.
– Я наверху был. А потом спустился. – Яков слегка сдвинул ладонь на ее спине. Почти поглаживание. Если бы Даня могла вернуть контроль над телом, то, наверное бы, съежилась. – И если что, я не специально. Просто одиннадцать с половиной минут прошли.
Одиннадцать с половиной минут. Даня издала смешок.
«Он все слышал… все слышал…»
– Почему эта баба не в тюрьме? – Яков нахмурился. – Она же тебя порезала.
«Откуда он знает?! – всполошилась Даня. – А, ему же вытрепал Кира. Да и при второй встрече я своим шрамом через порванные колготки на всю округу светила. Ладно… Хорошо. Сейчас ты сам сбросишь меня с колен и убежишь прочь».
– Мне было тринадцать, когда мама меня порезала. Думаю, ей не особо нравилось, что при жизни отец не любил ее, но любил меня. – Даня чеканила слова, стараясь не вкладывать туда лишних эмоций. – Я решила, что если ее будут судить, то нас с братьями разлучат. Поэтому на следующий день нашла на школьном дворе какие-то металлические детали и резанула ими по ранам. Случайность на уроке физкультуры. Никому и в голову не пришло обвинять мать. Она всегда притворялась хорошей.
«Вот сейчас он меня скинет с коленей. Прямо сейчас, – с толикой отчаяния думала Даня. В общем-то, она на это надеялась. – Скажет, что я сумасшедшая психичка».
И Яков действительно встал. Даню он все еще удерживал на руках.
– Ой… Ты чего?! Отпусти! – Она, конечно, не была уверена, что сумеет удержаться на ногах, но лучше бы он предупредил заранее, если надумал швырять ее прочь от себя.
– Не кричи мне в ухо.
– Поставь меня, – перешла на спокойный тон Даня. При этом ее ноги пришли в движение, как если бы она вдруг решила хорошенько отколошматить воздух.
– У тебя кружится голова.
– Сказала же, что со мной уже все нормально. Пусти.
«Разрешаю даже меня уронить», – обреченно добавила она про себя.
– Нет.
– Я тяжелая.
– Кошмарно тяжелая.
Даня уязвлено надулась. Никто раньше не жаловался. С другой стороны, Яков – второй человек, который таскал ее на руках. Первым был отец. И то, когда она была маленькой.
«Выглядит хрупким, а силы хоть отбавляй. – Даня покосилась в сторону пола. – Даже руки не трясутся. И я, значит, тяжелая, говоришь?»
Взгляд Якова устремился в сторону двери, ведущей на лестницу. И выражение лица мальчишки не предвещало ничего хорошего.
– И что? Что ты собрался делать?!
– Пойти к этой женщине и… – Яков задумчиво затих.
– И?
– Навалять ей.
Даня, слегка обалдев от такого заявления, перестала болтать в воздухе ногами. А потом неожиданно даже для самой себя начала смеяться.
– Что?
– Считай, ты уже навалял ей, – она передразнила его хорохорящиеся интонации. – Честно, поверь мне. Ты ей навалял.
– Но…
– Ой, голова кружится, мне плохо, тошнит, не тряси меня, – выпалила она на одном дыхании, резво переходя в режим раненой птички. Подобным приемом она пользовалась и ранее, например, в тот день, когда после происшествия на катке Якову вдруг до чертиков захотелось подраться с Глебом. Тогда Даня тоже начала вопить о том, что ей плохо, и демонстративно валиться на мальчишку.
Хлоп.
Яков занял прежнюю позицию, вернувшись на скамейку.
«Сработало?»
– Я знаю, что ты притворяешься. – Он слегка встряхнул ее. – Ладно, может, мой порыв и выглядел по-детски, но ты-то зачем пытаешься защитить эту психованную тетку?
– Нет. Это не защита. – Даня откинула голову назад, чтобы тоже посмотреть на дверь. – Я просто больше не желаю, чтобы она появлялась в моей жизни. Никогда. И в жизни моих братьев тоже. Я даже отозвала у приставов исполнительный лист по взысканию с нее алиментов. Нам не нужны ее деньги. А с остальным пусть живет дальше. Сама, как и прежде.
«Что-то ты разболталась, Шацкая. Заткнись».
– Кстати, что вот это такое? – Даня быстренько перескочила на другую тему. Золотая подвеска в форме ключика холодила подушечки пальцев.
Яков уставился на золотой ключик. Длинные ресницы затрепетали.
– Подарок, – суровым голосом выдал он и быстро отвернулся.
– Я не принимаю подарки.
Мальчишка повернулся к ней лицом – так быстро, что волосы в хвосте взлетели за ним и хлестнули его по щеке.
– От парней, – осторожно уточнила Даня, решив немного польстить Якову. Типа «эгей, верно, верно, я воспринимаю тебя как парня, так что ты в том же положении, что и другие».
Идеальные бровки мальчишки поползли строить на переносице фигурки недовольства.
– Спасибо. Но я, – Даня потянулась к своей шее, чтобы расстегнуть цепочку, – не могу принять такой доро…
Яков ловко перехватил ее запястье.
– Не подарок. Это компенсация, – не принимающим возражения тоном сказал он. – За то, что ты пострадала на льду. Целых два раза. Из-за меня.
Даня нерешительно пошевелила пальцами, касаясь цепочки. Чувство, что ее крупно надули, стало только сильнее. А Яков, оказывается, хитрый.
– Дороговато.
– Думаешь, что не стоишь этого?
Очень хитрый.
– Хорошо… спасибо.
Можно ли это считать проигрышем?
«Ой, я же только что свободно руками двигала! Тело снова слушает команды!»
Даня соскочила с коленей Якова. И тут же осознала, что в прежнем положении ей было намного уютнее.
«Я сошла с ума. Свихнулась. Слетела с катушек».