Грохот пронесся от одного конца здания до другого. За захлопнувшейся дверью запоздало взвизгнула Шушу. Застывший перед дверью Яков покосился на растопыренные пальцы прямо перед его лицом, впившиеся в белую поверхность. Пройдя взглядом по загнувшемуся рукаву пиджака, медленно обернулся, чтобы в следующий миг столкнуться взглядом с владелицей своевольной пятерни.
Даня держала дверь. Жала на нее со всей силы, как на гигантскую кнопку отмены Апокалипсиса.
– Д-д-даня? – жалостливо донеслось с другой стороны. – Ч-что там случилось?
– У нас есть семь минут? – повысив голос, спросила девушка.
– А? Ну… да, думаю, есть.
– Тогда дай нам семь минут.
На той стороне пугливо шмыгнули носом. Тихий топоток оповестил, что тревожный фактор на время покинул опасную зону.
– Я сделаю. – Голос Якова прозвучал твердо, но твердость эта была до жути искусственной.
Лицо мальчишки переняло оттенок губ. Создание, целиком вылепленное из снега.
– Нет.
– «Нет»? Не сделаю? – Чтобы хмыкнуть, Якову пришлось приложить немало усилий.
– Нет. – Даня развернула его к себе одним резким движением. Мальчишка врезался спиной в дверь. – Это нужно делать не так.
Слева что-то сверкнуло. Даня подцепила пальцами ключик-подвеску, невесть когда успевшую выскочить из-за ворота блузки и зацепиться за воротник пиджака. Наверное, в тот миг, когда она рванула за Яковом к двери. Он тоже уставился на ключик. Потом поднял взгляд на нее.
«Вот же. И почему все не может складываться по-другому?»
Даня переместила пальцы на тонкую цепочку, придвинула к своей шее и отпустила. Ключик скользнул по коже, плавно вернувшись на свое место.
«Он мой».
Ключик?
Или…
От ее прикосновения Яков оцепенел. А она всего лишь дотронулась до его щеки. Положила ладонь на заледенелую кожу и провела до уголка губ. А когда приблизила к нему лицо, Яков перестал дышать.
«Боится, что меня сдует его дыханием», – посетила разум нелепая мысль.
Верно. Дане хотелось думать о чем угодно. О любой глупости. Все время, пока она сокращала последние разделяющие их миллиметры.
Губы коснулись виска мальчишки.
Холодный.
Кожа под ее губами потеплела. Странно делиться с кем-то.
Делиться теплом.
«Возвращаю долг», – прошептала Даня.
Ничего дурного. Она всего лишь поступила так, как должна была.
Он коснулся ее также – тогда, перед матерью, поделился своей силой, подарил иллюзию защиты. И теперь она восстановит его равновесие. Поставит на ноги. И… больше не будет ничего ему должна.
Этого было более чем достаточно. И, возможно, хватило бы того, первого, прикосновения к его щеке.
Потому что Яков очнулся.
И вмиг превратил ее в сосредоточие своего мира.
Даня ощутила, как перехватывает дыхание. Ей бы шагнуть назад. Отступить, выдохнуть, отвлечься. Но ничего из этого она так и не сделала.
Неповторимая уязвимость. Манящая беззащитность в ее руках.
Смотреть на это было опасно. Но не смотреть было просто невозможно.
Брови, чуть согнутые на переносице. Глаза – отражение испуга и боязливого неверия. И плотно сомкнутые губы.
Он успел покусать их. Едва заметные розоватые треугольнички следов – продолжение губ – выделялись там, где кончики зубов впивались в кожу.
На нем так легко оставить следы.
Открытая уязвимость.
Это было невыносимо.
И Даня сорвалась.
Глава 16. Хрупкое таинство
Никогда.
Ни разу в жизни Даня не испытывала такого невероятного прилива нежности. Даже не представляла, что такое может быть на самом деле. Разве подобные чувства существуют?
Руки легли на талию Якова и скользнули дальше – огладили спину, пропуская между пальцами тонкую ткань невесомого одеяния.
Стройный. Статный. Ладони, прорисовавшие невидимые линии от поясницы до самых лопаток, могли бы воспеть отдельную молчаливую песню совершенству тела, которого касались.
Яков едва заметно выгнулся, будто защищаясь от ее прикосновений. Но этим движением лишь сам приблизил себя к ней, создав новый контакт. Даня не отстранилась. Напротив – ей пришлась по душе такая податливость. Отклик тела на ее настойчивые касания.
Руки Якова застыли в воздухе. Он не мог опустить их или прижать к бокам – кольцо из девичьих рук сжалось сильнее. Ладоням Дани слишком нравилось ощущение холодной твердости чужой кожи. И ощущение наверняка стало бы острее, если бы не сбивающая мягкость ткани – последний рубеж удерживающейся защиты.
«Хочу, чтобы он снял эти тряпки. – В ясности ее разума теплилось нечто хищное. – Хочу… Стой. Остановись».
Страх своих желаний, порывов, мыслей почти заставил ее отступить. И она уже готова была прийти в себя и успокоиться.
Последний шанс.
И именно в это мгновение проблеска остатков здравого смысла Яков вдруг шевельнулся. Наклонил голову к плечу – совсем чуть-чуть. Восприятие Дани обострилось до предела. Она внезапно услышала, как его сердце бьется с дикой скоростью. Объятие переплело нити их эмоции, и она осознала, что создание в ее руках дрожит и неистово трепещет, словно маленькая птичка, запутавшаяся в густоте хищной растительности.
Частое дыхание. Взбудораженные вдохи и разгоряченные выдохи. И яростный блеск в глазах.
Хрупкость и дикость.
В этом застывшем ожидании скрывалась всепоглощающая чувственность.
Он стал таким для нее. Она сделала его таким.
«Остановись… Возьми».
Сродни одержимости.
«Бери. Удержи. Плени».
Подобно помешательству.
«Схвати. Покори. Овладей».
Схоже с безумством.
«Желай. Желай. Желай».
Все то, что происходило ранее, никогда не было желанием.
Оно возникло только сейчас. Пробудилось или было создано из пустоты – неважно.
Губы Якова приоткрылись.
«Даня».
«Грр…» – Она и правда мысленно рыкнула.
Резко подняла руки, при этом встав на цыпочки, и, вцепившись в плечи Якова, грубоватым рывком утянула его вниз. Он едва удержался на ногах, колени подогнулись. Равновесие сохранилось только благодаря Дане.
– Это нужно делать не так, – повторила она недавно сказанную фразу. Интонации, пронизывающие каждое слово, могли бы напугать ее. Не будь она поглощена иным чувством.
Полностью.
Жадно.
Первое прикосновение отдалось трепетом.
В ней. Бесчувственной и холодной.
Малюсенький смехотворно детский чмок. А остаточный эффект прошелся по всему телу мелким покалывающим дождиком.
Недостаточно.
Кончик языка скользнул между бледно-розовых губ. Яков осторожно лизнул то место на своей нижней губе, к которому всего несколько секунд назад лишь слегка прикоснулась Даня.
Срыв башни. Кто же мог знать, что Даниэла Шацкая когда-нибудь сможет прочувствовать это состояние на себе?
Раздразнил. Понимал ли он, что виноват во всем?
И в том, что скоро произойдет…
Его вина.
Она провела правой ладонью по руке Якова, плечу, а потом переместила на затылок. Даже в залитых лаком – в его волосах осталась особая мягкость. Левой ладонью Даня надавила на поясницу Якова, правую продолжала прижимать к затылку. В этом движении была своя сладость. Она властно прижала его к себе и получила удовольствие даже от самого жеста.
Голубоватые крапинки у самых зрачков. Ни за что бы не разглядела, если бы они не находились так близко.
Ближе некуда. Дальше только…
Даня поддалась. Прижалась к его губам своими – и вовсе не так, как в первый раз. Голова пошла кругом. Расхотелось тратить время на дыхание. Желание несло ее вперед. Хотелось лишь касаться. Касаться как можно дольше. Она закрыла глаза, чтобы погрузиться в первые отголоски ощущений.
Губы Якова оказались нестерпимо нежными. Даня немедленно провела по ним языком, проверяя их мягкость. Идеальнее не существует. Она проникла глубже, сполна насладившись бархатистыми прикосновениями его губ. Никакого сопротивления.