Потому что то, что со мной происходило после минета, очень сложно описать словами. Но если кратко и по сути: я не испытывала к Шерхану никаких теплых эмоций вообще. Я просто его хотела. Но так сильно, как я его хотела, я не хотела никого и никогда ранее. Никого и никогда.
Когда я вернулась домой и сняла трусы перед тем, как залезть в душ, они были такие мокрые, что их в прямом смысле можно было выжимать. Я реально текла. Как сука в период течки. Это мне было незнакомо. И непонятно.
И игнорировать это я не могла. Через пару часов я себе натерла пальцами половые губы, а клитор уже реагировал на ласки болезненным раздражением, а не дарением приятных ощущений. Струю душа я тоже использовала, но спустя пару часов и она не казалась мне чем-то классным. Я реально пожалела, что дома нет ни одного вибратора — я сроду ничего не покупала в секс-шопах.
Всю ночь мне снился секс. В самых разных позах. И чего я только в этих снах не вытворяла. С утра я была порядком смущена и очень возбуждена из-за них. Причем облик моих партнеров — всех до единого — очень напоминал Родиона Сергеевича, хотя, проснувшись, я осознавала, что у меня было чувство, что в разных снах мужчины были разными.
Я старалась не осмысливать это. Просто потому, что сама ситуация была дикой. Никогда ранее у меня не было такой сильной мотивации делать мужчине минет. А теперь еще и трахаться с ним. Но тот факт, что Шерхан сильно меня хотел — я это очень ярко почувствовала — меня успокаивал. Пока он не отдаст приказ трясти с меня долг — мне ничего не грозило. И я это очень хорошо понимала.
И из-за всего этого я впала в апатичное состояние. В конце-концов, я хотела этого мужика, чего душой кривить, когда это очевидно? Ну и отлично. Значит поеду к нему в отель и потрахаюсь. Хоть что-то хорошее в жизни. Быть может, мне осталось жить-то всего несколько дней. И об этом я предпочитала не думать. А еще быть может, он простит мне хотя бы часть долга, если ему понравится, как я трахаюсь? А какие у меня еще были варианты?
И вот весь день до вечера я убиралась в квартире и то и дело бегала к компьютеру — набиралась сексуальной премудрости на разных сайтах: читала статьи, изучала порно, всякое такое. А потом разбирала вещи и обдумывала, как это можно применить.
Вечером я надела красивое белье, поверх него сиреневое платье с открытыми плечами. Встала на каблуки. Из украшений на шею у меня были только бусы, но они не подходили к этому платью, да и вообще смотрелись дешевой бижутерией. Которой, впрочем, и были. Как результат, я надела только золотые серьги — подарок тетки на мое двадцатипятилетие.
А затем, чистая и красивая, накрашенная и одетая, с вольно распущенными волосами, взяла телефон, набрала указанный номер и нажала кнопку звонка.
— Да, — прозвучал суровый и незнакомый мужской бас.
— Это… Наталья… — сглотнув, произнесла я. — Родион Сергеевич сказал позвонить на этот номер в случае, если я не найду деньги для…
— Понял. Ближайшее метро у вас какое?
Я назвала.
— Буду там в 22:00 ровно. На стоянке торгового центра. Не опаздывайте. Как приедете, звоните на этот же номер.
— Хорошо, — сказала я.
В ответ послышались короткие гудки.
Передать состояние, в котором ты боишься секса, но одновременно с тем очень хочешь его, довольно сложно. Мне было непросто и это все, что я могла сказать.
Каким-то образом этот долг снял всю мишуру с моей жизни. Та ерунда, что раньше казалась необходимой для нормальной жизни, стала чем-то невзрачным, блеклым, неважным. Все, что я понимала на тот момент, когда выходила из метро — вокруг очень много людей и у них у всех — все очень важно. Но на самом деле важными были лишь очень немногие вещи.
Перед тем, как выйти, я опустошила в одиночку бутылку дешевого полусладкого вина. Потому что трезвой идти на это мне не хватало ни сил, ни смелости.
Я всегда была очень скромной девчонкой, и полагала, вот серьезно! — что вообще не способна к разврату. Но обстоятельства изменились. Я стала той, кто не мыслил дальше недели вперед.
Я понятия не имела, что со мной будет. И вот на этом фоне многое потеряло смысл.
Был мужчина, очень сексуальный. С большим, да что там, огромным членом. Который меня хотел. И это все, что отделяло меня от тюрьмы или смерти.