Кэтрин. Ас чего начать?
Д о к т о р. С того, что, по-вашему, было началом.
Кэтрин. По-моему, все началось в тот день, когда в этом доме он появился на свет.
Миссис Винэбл. Ха-ха! Вот видите!
Джордж. Кэти!
Доктор. Начните с более позднего периода. (Пауза.) Скажем, с минувшего лета.
К э т р и н. О, с минувшего лета!
Доктор. Да. С минувшего лета.
(Длинная пауза. Хриплые голоса в саду превращаются в чистое и мелодичное птичье пение. Миссис Холли покашливает. Миссис Винэбл в нетерпении поерзывает. Джордж идет к Кэтрин, достает сигарету, прикуривает и внимательно смотрит на Кэтрин.)
К э т р и н. А мне?
Миссис Винэбл. Уберите от нее этого парня!
Джордж. Тетя Ви, пусть она покурит.
К э т р и н. Так лучше, когда что-то держишь.
Сестра. Не-а!
Доктор. Ладно, сестра. (Зажигает сигарету для Кэтрин.) Итак, минувшим летом — с чего все началось?
Кэтрин. Все началось с его доброты: шесть дней на море — и я забыла об этих Дубах-Дуэлянтах. Он был ко мне так нежен, так мил и внимателен, что все принимали нас за молодоженов во время медового месяца. Пока не заметили, что спим-то мы в раздельных комнатах. И потом, в Париже, он повел меня в магазины «Пату» и «Скьяпарелли» — вот это от «Скьяпарелли» (как ребенок, демонстрирует свой костюм)… и купил столько новых платьев, что я выбросила старые, ведь места для них в новых чемоданах уже не было. И стала похожа на павлина! И он, конечно, тоже…
Джордж. Ха-ха!
Миссис Винэбл. Ш-ш-ш!
Кэтрин. Но потом я допустила ошибку — всем сердцем ответила на его доброту. Взяла его за руку прежде, чем он меня. Брала под руку. Опиралась на плечо. И все восхищалась его добротой — больше, чем он хотел… И вдруг минувшим летом он стал каким-то беспокойным и… ох!
Доктор. Продолжайте.
Кэтрин. Дайте книжку с голубой сойкой!
Доктор. Вы сказали — книжку?
Миссис Винэбл. Знаю, о чем она: о книжке Себастьяна для сочинений, книжке с голубой сойкой. Он делал там заметки и поправки к «Поэме лета». Всюду носил ее с собой — обычно в карманах пиджаков, даже смокингов. Она у меня здесь — та самая, прошлогодняя. Фоксхилл! Принесите книжку с голубой сойкой! (Мисс Фоксхилл, тяжело дыша, быстро уходит из комнаты.) Она прибыла вместе с его вещами на корабле из Кабеса-де-Лобо.
Д о к т о р. Не улавливаю связи между новой одеждой и так далее и книжкой с голубой сойкой.
Миссис Винэбл. Да вот же она! Доктор, крикните, что я ее нашла! (Мисс Фоксхилл, выходя, слышит это и, облегченно вздохнув, удаляется в глубь сцены.)
Д о к т о р. Со всеми этими отступлениями будет ужасно трудно…
Миссис Винэбл. Но это важно. Не знаю, почему она о ней вспомнила, об этой книжке с голубой сойкой, но хочу, чтобы вы ее видели. Да вот же она, вот. (Достает записную книжку и быстро ее листает.) Заглавие? «Поэма лета» и дата — лето тридцать пятого. А что потом? Чистые листы, чистые, ничего, ничего! — минувшим-то летом…
Д о к т о р. А какое это имеет отношение к его…
Миссис В и н э б л. К его гибели? Сейчас скажу. Вдохновение поэта, доктор, зиждется на чем-то прекрасном и тонком, как паутинка. Это — единственное, что держит его, спасает от… краха. Но лишь немногие, очень немногие могут держаться сами. Большинству же нужна очень мощная поддержка. И я его поддерживала. А она — нет.
Кэтрин. Да, здесь она права — я не сумела. Не сумела сохранить эту паутинку в целости. Знала же — вот-вот порвется, но не сумела ни зашить ее, ни укрепить!
Миссис Винэбл. Вот, наконец-то, правда и всплывает. У нас с ним было соглашение, если хотите, контракт, или договор. А минувшим летом он его нарушил — взял с собой ее, а не меня… Ему иногда бывало страшно, и я знала из-за чего и когда: руки дрожали и взгляд был такой — в себя, а не вовне. И я всегда знала, чем помочь: брала его ладони в свои, даже через стол, и, не говоря ни слова, только смотрела на него и держала руки, пока пальцы не переставали дрожать и взгляд не направлялся вовне, а не в себя. И в это утро он опять писал, писал поэму до тех пор, пока не заканчивал.
(Следующие десять реплик произносятся очень быстро и наскакивают друг на друга.)
Кэтрин. Ая не смогла помочь ему!
Миссис Винэбл. Конечно, нет! Ведь он был мой! Я знала, как помочь ему, я умела! А ты нет, ты не умела!
Доктор. Эти отступления…
Миссис Винэбл. Я говорила «надо» — и он делал. Я!
Кэтрин. Видите, я так не могла! Итак, минувшим летом мы поехали в Кабеса-де-Лобо, поехали прямо оттуда, где он бросил писать поэму минувшего лета…
Миссис Винэбл. Потому что он порвал…
Кэтрин. Вот именно! Что-то порвалось — та самая золотая уздечка, на которой старые матери держат своих сыновей, как когда-то на пуповине… несмотря на то, что столько лет прошло после…
Миссис Винэбл. Вот видите, она признает, что я удерживала его…
Доктор. Прошу вас!
Миссис Винэбл. От гибели!
Кэтрин. Все, что я знаю: минувшим летом Себастьян вдруг перестал быть молодым. Мы приехали в Кабеса-де-Лобо, и с вечеров он начал уходить на пляж.
Д о к т о р. С вечеров на пляж?
К э т р и н. Я хотела сказать, с вечеринок, с этих феше… с этих феше…
(Пауза. Миссис Холли делает очень глубокий, тяжелый вдох. Джордж с нетерпением поерзывает.)
Доктор. Фешенебельных? Престижных? Вы это хотели сказать?
Кэтрин. Да. И вдруг минувшим летом Себастьян после полудня стал ходить только на этот пляж.
Д о к т о р. На какой пляж?
К э т р и н. В Кабеса-де-Лобо есть пляж в честь святого Себастьяна, его называют «Ла Плая Сан Себастьян». Там-то мы и стали бывать во второй половине дня — и постоянно.
Д о к т о р. И что это за пляж?
Кэтрин. Большой городской пляж около пристани.
Доктор. Общий?
Кэтрин. Да, общий.
Миссис Винэбл. Такими сказочками она себя и выдает. Доктор (он встает и идет к миссис Винэбл, не отводя взгляда от Кэтрин)… я же вам рассказывала о щепетильности Себастьяна, так как же ей можно верить?
Д о к т о р. Не надо прерывать ее.
Миссис Винэбл (перебивая). Чтобы Себастьян каждый день ходил на какой-то бесплатный грязный общий пляж? Да он всегда на милю уплывал на лодке, выискивал место, где вода была чистая, — чтобы искупаться!
Доктор. Миссис Винэбл, независимо от того, что она говорит, вы должны дать ей высказаться и больше не перебивать, иначе это интервью бесполезно.
Миссис Винэбл. Все, молчу. Ни звука, даже если это меня и убьет.
Кэтрин. Мне больше не хочется говорить.
Доктор. Нет, продолжайте. Итак, каждый день минувшим летом вы с кузеном ходили на этот бесплатный пляж…
Кэтрин. Нет, не бесплатный. Бесплатный начинался сразу же после нашего. Между ним и нашим — забор. А за вход на наш пляж взимали какую-то ерунду.
Доктор. Так, и что вы там делали? (Становится рядом с миссис Винэбл. По мере того как девушка углубляется в свой рассказ, свет меняется: он направлен на Кэтрин, в то время как другие действующие лица остаются в тени.) Что-то там произошло, и вас это взволновало?
Кэтрин. Да!
Доктор. Что именно?
К э т р и н. Он купил мне такой купальник, что я прямо ахнула. А потом засмеялась — и ни в какую! И сказала: «Да в нем даже сойкам — и то стыдно!»
Доктор. Что это значит? Он был нескромный?
Кэтрин. Вот именно! Закрытый купальник из тонкой ткани, вода делала его прозрачным! (При этом воспоминании она грустно смеется.) Я не хотела в нем купаться, но он схватил меня за руку, потащил в воду, окунул, и я вылезла словно совсем голая!
Доктор. Зачем он это сделал? Вы поняли?
Кэтрин. Да! Чтобы привлечь внимание.