— Что заставило тебя начать… работать… на них?
Милый эвфемизм.
— Я хотел вырваться из Миссисипи. Всю свою жизнь. Через два дня я оставил дом, и до сих пор не горю желанием вернуться. А то тело принадлежало парню, который слетел на мотоцикле с дороги. По крайней мере, они так сказали мне. Они подменили мое удостоверение и Хонду на его. Вот как все произошло.
— А что с твоей семьей?
— Моя мать… — Окей, сейчас ему пришлось серьезно прокашляться. — Моя мать уехала от нас перед своей смертью. У отца было пятеро сыновей, но только два от нее. Я никогда не ладил с братьями или с ним, поэтому оставить семью было не сложно… И я не стану возвращаться к ним сейчас. Прошлое — есть прошлое, и меня устраивает такой подход.
В это мгновение открылась парадная дверь, и отец крикнул из холла:
— Хэй?
— Мы в задней части, — ответил Исаак, поскольку не думал, что это сделает Гри: проверяя систему безопасности, она внезапно обрела очень сдержанный вид.
Войдя в комнату, ее отец был полной противоположностью своей дочери: Чайлд выглядел неаккуратно, волосы пребывали в беспорядке, будто он взлохматил их руками, глаза были красными и стеклянными, пальто сидело криво.
— Ты здесь, — сказал он тоном, полным ужаса. Из чего можно предположить, что игры разума в исполнении приятеля Джима были не простой показухой.
Отличный трюк, подумал Исаак.
— Я не сказала, зачем хочу его видеть, — заявила Гри. — Радиотелефон не безопасен.
Умная. Чертовски умная.
Она продолжала молчать, и Исаак решил, что лучше ему сесть за руль этого автобуса. Сосредоточившись на мужчине, он сказал:
— Ты все еще хочешь выйти?
Чайлд посмотрел на свою дочь.
— Да, но…
— Что, если существует способ сделать это так, чтобы… люди, — то есть, Гри, — остались в безопасности?
— Такого способа нет. Я потратил десять лет, пытаясь найти его.
— Ты думал хоть раз задать Матиасу жару?
Отец Гри замер, как статуя, и посмотрел в глаза Исаака, будто пытался увидеть в них будущее.
— То есть…
— Помочь кому-то продвинуться, чтобы тот рассказал все, что ему известно об этом паскуднике. — Исаак посмотрел на Гри. — Прости за ругань.
Глаза Чайлда сузились, но это поведение в стиле МакСкуинти[105] не содержало агрессии или недоверия.
— В смысле, дать показания?
— Если потребуется. Или прикрыть их лавочку через тайные каналы. Если Матиас лишится власти, то все, — понимая: Гри, — будут в безопасности. Я раскрыл ему свое местонахождение, но хочу быть на шаг впереди. И думаю, пора миру узнать, что творит Матиас.
Чайлд перевел взгляд с него на Гри.
— Что угодно. Я сделаю что угодно, чтобы достать этого ублюдка.
— Правильный ответ, Чайлд. Правильный ответ.
— И я могу выступить…
— Нет, не можешь. Это мое условие. Назначь встречи, скажи, к кому отправиться, а потом покинь этот бардак. Если ты против, я ни на что не решусь.
Он позволил старому доброму Чайлду поспорить, тем временем краем глаза наблюдая за Гри. Она смотрела на своего отца, и, вопреки ее молчанию, Исаак мог поспорить, что толстый слой льда начал немного таять… Было трудно не уважать старика, потому что он чертовски серьезно говорил о том, чтобы выдать Матиаса… если представится такая возможность, он был готов выболтать все, что знал.
К несчастью для него, это решает не он. Если план полетит под откос, Гри не должна лишиться единственного близкого человека.
— Извини, — сказал Исаак, обрывая ее отца. — Все произойдет только на таких условиях… потому что я не знаю, как все пройдет, и мне нужно, чтобы ты… в конце всего остался жив. Я хочу, чтобы ты оставил как можно меньше своих отпечатков. Ты и так втянут в это сильнее, чем меня устраивает. Вы оба.
Чайлд покачал головой и поднял руку.
— А сейчас послушай меня…
— Я знаю, что ты юрист, но время прекратить споры. Прямо сейчас.
Мужчина помедлил, будто не привык к подобному обращению. Но потом, он сказал:
— Хорошо, если ты настаиваешь.
— Да. Это единственное условие, которое не обсуждается.
— Окей.
Мужчина сделал круг по кухне. Потом еще один. А затем… он остановился прямо перед Исааком.
Подняв руку на уровень груди, он образовал круг из указательного и большого пальцев. Когда он заговорил, его голос был кристально чистым и с примесью должного страха.