Кажется, сегодня Вселенная решила всласть поиздеваться над Катей. Раздавить её, втоптать в лужу на асфальте и смыть потоком в переполненные канализации. Туда, где ей самое место, как неудачнице, как отходу общества. Даже дождь за окном машины шёл какой-то издевательский: хлёсткий, колючий и совсем не по-летнему холодный, словно с неба падают не капельки, а стреляют сосульками.
Кате противно, Кате больно. Сегодня её день рождения, и ни одна душа в этом чёртовом мире не поздравила. Ни редкие друзья из вконтакте, которым пришло уведомление, ни коллеги из отдела. В том числе и Муся, Пуся и Куся — три мяукающих засранки, которым вообще по жизни плевать, какой сегодня день у хозяйки, лишь бы кормила и лоток меняла. Зато отличился шеф. Кате «посчастливилось» первой попасться ему на глаза и стать виновницей его ошибок перед вышестоящим руководством. Мудак, одним словом.
Кроме этого, на каждое действие или бездействие окружающих ей приходилось сохранять покерфейс, будто она вообще не ждёт даже вскользь брошенного «с днюхой», не говоря о чём-то большем. К примеру, вечеринки, которую отдел закатил всего две недели назад одному из сотрудников на его день рождения. Это было неожиданно и ново, из-за чего она думала, что сегодня будет ещё одно празднование, но уже в её честь. Ага, сейчас — хрен тебе, Катюха, а не вечеринка. Просто ты настолько хороший и незаметный работник, что всем плевать на твою личность. А может, дело ещё и в том, что она единственная, кто не курит в отделе и не шляется большую часть рабочего дня по курилкам чесать языком?
Нет, Катя не плачет. И снова нет, сосулька-капелька не попала ей в глаз, портя так старательно сделанный сегодня утром макияж, который никто не оценил на работе. Не вульгарный, не броский, но идеально сочетающийся с лучезарной улыбкой, натуральными блондинистыми волосами, слегка завитыми ниже плеч, и глазами небесного цвета. И хорошо, что накануне она не пошла в салон красоты отдавать кучу денег на прихорашивания, которые тоже не оценили бы. К слову, Катя вообще редко плачет, даже над слёзовыжимательными фильмами — ещё с детства как-то не прижилось в ней это мягкотелое свойство. Мама не любила слёзы, считала их признаком слабости и всячески пресекала.
Катя выезжает с парковки при офисе позже обычного. Часики на панели светятся зелёным, показывая начало седьмого — чтобы разгрести со всей торжественностью сваленные на неё завалы, ей пришлось остаться в офисе после конца рабочего дня и отказаться от ужина. Охрана на выходе смотрела на неё то ли с жалостью, то ли с усмешкой, мол, такая красавица, а работой заваливают сверхурочно. Тем временем её тело на автомате ведёт машину в сторону квартиры на краю города, а сама Катя думает о планах на выходные, стараясь стереть из памяти длинный список обидных событий. Не выходит, а потому отправляет его куда подальше. Она, наверное, закажет пиццу, купит винишко, вкусной рыбки своим кошечкам и торт с персиками. Нет, торт и персики по отдельности, а вот мысль о персиковом тортике ей кажется очень интересной и потенциально вкусной, отчего Катя мысленно ставит заметку, что надо будет как-нибудь заморочиться и самой сделать такое чудо. Может, даже на этих выходных. Но сегодня ей ничего уже не хочется — только напиться и проспать до обеда завтрашнего дня.
Итог крайне дерьмовой и так ожидаемой Катей пятницы буквально отражается на городском пейзаже: всё серо и мрачно, словно художник использовал лишь самые невзрачные краски не только для нависших туч, но и для зданий, автомобилей и даже какой-то совсем не зелёной зелени. Машины несутся прочь, на особо ухабистых участках дороги беспощадно окатывая округу настоящим водопадом из-под колёс. Пешеходов почти нет, а редкие представители этой неизменной городской атрибутики либо мчатся прочь, прикрываясь чем попало, либо стойко игнорируют непогоду, смело шагая навстречу ветру и холодным каплям.
Среди всей этой бесконечности серого Катя замечает нечто парадоксальное, неправильное, противоестественное, инородное и не вписывающееся в окружающее пространство. Под козырьком автобусной остановки стоит существо, отчаянно сигналящее рукой. Оно выглядит так, будто всё тот же художник специально разукрасил его исключительно белым цветом. Настолько идеально белым, что Катя сбрасывает скорость, желая рассмотреть это чудо повнимательнее, в промежутках между дёрганьем дворников на лобовом стекле. Да, действительно белый снизу доверху: от белоснежных кроссовок, до такой же снежной бейсболки. Ей видится, будто Пятнышко, так она решает назвать его для себя, словно светится сам по себе, уж слишком броско он выделяется на фоне окружающей мрачности.
Заметив, что проезжающая машина сбавляет скорость, Пятнышко начинает ещё ярче жестикулировать Кате и слегка подпрыгивать то ли от радости, то ли для большей заметности. Задумываясь, что делать, Катя случайно проезжает мимо остановки и чертыхается, а затем останавливает машину. Она смотрит в зеркало заднего вида, благо, найти Пятнышко не составляет труда. Кате мерещится, что он (или она?) пронзительно смотрит прямо на неё, отчего ей становится неловко. Почему это, интересно? Катя оценивающе бросает взгляд на себя в зеркало: причёска и макияж ещё хранят утреннюю красоту, а вот взгляд слишком напряжён и выдаёт глубочайшую усталость. Последнее можно будет списать на дерьмовую погоду, ну да ладно.
Тем временем Пятнышко так и стоит под укрытием, будто на пару секунд попасть под дождь из льдинок для него сродни смерти. Он зябко переминается с ноги на ногу и обнимает себя за плечи. Похоже, это совсем подросток. Решая не поганить и без того поганый день уже собственным поганым поступком, Катя сжаливается над Пятнышком, сдаёт назад и заезжает на бордюр и осторожно проникает под козырёк, тормозя перед бедолагой.
— Здравствуйте! — выпаливает Пятнышко, когда окошко со стороны пассажира успевает опуститься едва ли на половину. Голос у него оказывается пацанячий. — Спасибо, что остановились!
— Пожалуйста…
— Скажите, а Вы в посёлок Майский не едете? — постукивая зубами от холода, тараторит парнишка. Похоже, он не услышал её ответа.
Катя удивлённо смотрит на него — вблизи и без визуальных помех тот ещё более удивителен. Он действительно белый, а ведь по-началу казался просто бледным. Хотя нет. Он абсолютно белый, и оттенок кожи такой приятный — снежный! Кате нравится, она любит снег, но парень не кажется ей аналогично холодным, наоборот — вполне себе тёплый, как солнышко. Она автоматом зачисляет Пятнышко в альбиносы, но потом смотрит в распахнутые, сияющие абсолютной чернотой глаза. Да как такое вообще возможно, чёрт возьми?! Ей лишь случайно удаётся различить выскользнувшую из-под бейсболки прядь, настолько волосы совпадают по цвету с кожей. Губы кажутся обычными, только очень бледными, едва розоватыми. И он вправду подросток, которому едва ли стукнуло шестнадцать. Кстати, Пятнышко довольно хорошенький, даже симпатичен. И белоснежная кожа не ключевой фактор, а лишь яркое дополнение к образу. У него приятные, милые черты лица, ровная кожа и лучезарный взгляд. Только не в том смысле симпатичен! Её вовсе не тянет к миловидным мальчикам в возрасте согласия! Совсем не тянет!
— Эм, тётя? — осторожно спрашивает Пятнышко, явно заметив её вспыхнувшие щёки под слоем праздничного макияжа.