— Лети, тише.
Тайлер обхватил мое лицо ладонями, и я вмиг ощутила тепло. Такое родное и знакомое.
— Не плачь, — он стер с моей щеки слезу. — Все позади и теперь мы будем вместе. Я обещаю тебе. Ты же мне веришь? Веришь?
— Да-да, верю, я верю тебе…
Он изменился. Выглядел посвежевшим и отдохнувшим, хотя и порядком измученным долгим путешествием. На лбу был пластырь, а правая рука забинтована. Тайлеру точно досталось в ту ночь.
— Мне столько тебе нужно рассказать, Тайлер.
— Мы обязательно поговорим, Лети, но позже. Я обещаю тебе.
Я улыбнулась и сглотнула слезы.
— Итак, Летиция, — послышался откуда-то издалека голос Тана. — Вы хотели знать, жив ли Тайлер Гиллерти? Как видите, жив и почти здоров. Я выполнил вашу просьбу?
— Да, выполнили, — ответила я.
Руки Тайлера лежали на моих плечах, и я понимала, что уже ничего страшного просто не может произойти.
— Вы не все мне рассказали, Летиция, не так ли? — спросил Тан, внимательно глядя на нас с Тайлером. — Как и вы, Гиллерти.
— Это имеет значение?
— Еще какое.
Еще какое!
Я вдруг поняла, что наша встреча в этом коридоре была подстроена. Они решили проверить, правдиво ли то, о чем кричали все газеты в Ллерии? Действительно ли мы с Тайлером пара? Теперь есть все подтверждения. С этого момента у них есть все нити, чтобы заставить нас всех — Шена, Тайлера и меня — делать, что прикажут. Ничего не сказать, грамотный подход.
— Я попрошу вас, Летиция, вернуться в свою комнату. Проводите ее.
Я беспомощно взглянула на Тайлера. Тот только молча кивнул.
— А с вами, Тайлер, мы побеседуем с глазу на глаз, — услышала, уходя.
Следующие сутки я не выходила из комнаты. Точнее, меня не выпускали.
Тан говорил, что я не пленница, но верилось в это с трудом. Дважды я пыталась выйти, но оказывалось, что возле дверей стоит караульный.
— Вам не положено покидать комнату, — вежливо сообщал он. — Вернитесь обратно, пожалуйста.
Я молча хлопала дверью и возвращалась. А потом мерила комнату шагами, иногда замирала возле окна и смотрела как тяжелые мутные облака медленно ползут с горных вершин. Где-то там, возможно сидели старейшины шаянов и записывали в книги то немногое, что осталось от множества миров.
Вечером мне сообщили, что Шеннард пришел в себя, и я могу его увидеть. Брату вкололи лошадиную дозу лекарств, и он проспал два дня. Врач, который пришел ко мне, сказал, что Шен в порядке и с ним все будет хорошо.
Меня провели в медицинский отсек.
— Ваш брат там, — доктор указал на дверь. — Можете пройти.
Я благодарно кивнула, открыла дверь и тут же замерла на пороге.
Шен лежал на кровати, к его руке была подведена трубка капельницы. Бледный, небритый, с темными кругами под глазами, он казался беспомощным. Волосы отросли и рисунок, тщательный выбритый умелыми парикмахерами, исчез.
— Лети, — улыбнулся Шен.
Я не могла двинуться с места. Этого просто не может быть! Так не бывает.
У столика с лекарствами спиной ко мне стояла Берта. Она готовила шприц, чтобы сделать Шену укол. Я снова видела строгую прическу и выбившийся из нее локон, ловкие движения и слышала тихий робкий голос. Берта стала прежней? Не той решительной девушкой с горящими глазами, что вытолкнула меня в холодный тоннель среди ночи.
— Здравствуйте, — девушка обернулась и кивнула. — Я дам ему укол и он быстрее придет в себя. Ему еще трудновато говорить, так что немного подождите, хорошо?
Я рассеянно ответила «да», прошлась и села на край кровати, взяла Шена за руку, пока еще очень слабую.
Медсестра оказалась простой очень похожей на Берту. Где настоящая Берта, я могла только гадать. Странное ощущение — думать о человеке, благодаря которому ты жива.
— Шен, как ты?
Он слабо сжал мою ладонь:
— Мне очень хреново. Но жить буду.
— Конечно, будешь, конечно. Шен, я видела Тайлера. С ним все в порядке, а вот про остальных не знаю ничего. Еще я узнала о наших родителях…
Я замолчала, не зная, стоит ли говорить ему все сразу.
— Ну? — нетерпеливо спросил Шен.
Он заметно разволновался, лицо вмиг изменилось.
— Говори, Лети! — Шен сказал это раздраженно, а потом прикрыл глаза и добавил тихо: — Лет, у меня нет сил вытаскивать у тебя по слову в час.
— Отец под домашним арестом, а Марилен после нервного срыва.
— У нашей мамочки сорвало крышу, не пережила потери короны…
— Шен, ты что? — чего-чего, а таких слов я не ожидала.
— Брось, Лет. Ты не хуже меня знаешь, что для нашей Марилен мы лучше бы подохли, чем стали преступниками.
— Шен, она наша мать.
— И что? Она всегда хотела «сохранить лицо». Если бы не ее желание свести тебя с Томмардом, может, все бы случилось по-другому.
— Ты это о чем?
— А ты вспомни, как она уговорила тебя с ним помириться. Вспомни, что произошло, Лети!
Я была бы рада все вспомнить. Это бы помогло мне самой. Но я не могла при всем желании. Летиция отдала свое тело и свое место, а память слишком ценный дар, чтобы просто так с ним расставаться.
— Да, я помню, Шен… Но я думаю, сейчас не время вспоминать старые обиды, да? Марилен не лучше, чем нам. Мы все пострадали.
— Марилен воевала за наше положение в обществе, а я его всегда ненавидел. Знаешь, Лет, я бы запросто отдал все свои ступени, все привилегии. Лучше перебиваться с хлеба на воду и жить в трущобах, чем знать, что Хейли больше нет.
— Шен…
Я погладила его по руке.
— Именно из-за того, что мы Кастелли, Лети, — проговорил Шен, глядя на меня. — Из-за постоянного стремления зачем-то быть выше, мы оказались здесь. Понимаешь?
По моей щеке покатилась слеза. Не потому что мне было его жаль, а потому что было страшно его слушать.
— Шен, не говори так. Разве мы выбираем, кем нам быть?
— Ты права, Лет. Но я не могу простить себе ее смерти. Просто не могу.
Бедный-бедный Шен. Ему придется жить с этим ужасным грузом. Ему, мне, Тайлеру — нам всем. Смерть Хейли стала страшной отправной точкой, после которой никто не останется прежним. После нее прошло так мало времени, а мне казалось, целая мучительная вечность.
— Шен, — тверже сказала я. — Это очень тяжело. Мы никогда не забудем ее. Но сейчас нам лучше подумать, как быть дальше. Ты знаешь, что меня и Тайлера допрашивали? Альянс ведет свое расследование и хочет использовать нас как политическое оружие. Понимаешь, что это значит?
Шеннард прекрасно понимал. Он мог грызть себя сколько угодно, но разум от этого не терял.
— Жаль, мы не можем поговорить с Тайлером, — ответил он. — Они специально держат нас отдельно. Мы не можем даже решить, что стоит говорить, а что нет. Расскажи мне все, Лети, хорошо?
Я боялась, что нас подслушивают. Эта мысль не давала покоя с тех пор, как я вошла в эту комнату.
— Нет, Шен, я не скажу ни слова. Тебе нельзя волноваться.
Он удивленно на меня взглянул, а я легла на край кровати рядом с ним.
— Тебе еще плохо и ты несешь невесть что. Давай ты отдохнешь, я тихонько тебе спою, на ушко, как ты в детстве, да? — и тихим шепотом добавила: — Никто не должен нас слышать. Я буду говорить очень тихо.
— Конечно, Лет, — улыбнулся Шен. — Спой мне.
И я заговорила. Тихо-тихо, чтобы слышал только он. Рассказала все, что говорила Тану, что он спрашивал и как подстроил нашу встречу с Тайлером.
Я вышла от Шеннарда спустя два часа, когда вернулась медсестра и сообщила, что ему нужно ставить укол.
— Ваш брат много перенес, пусть отдохнет, — ее тон был не строгим, но не допускающим возражений. Без сомнения, она выполняла приказ.
За дверью меня ждал Тан.
— У вас столько охраны, — я взглянула на троих громил за его спиной. — Думаете, я смогу на вас напасть?
— Надеюсь, для этого вы, Летиция, слишком умны. Хотя, после пережитого от вас можно ожидать всего. Пожалуй, я провожу вас.