– Хм, – сказал он.
– Ты мне нравишься, негодник, – продолжала она. – Я просто без ума от этих мешков у тебя под глазами и от твоих больших желтых зубов и от волос у тебя на шее. Я просто обожаю тебя. Правда.
– Кажется, я здорово набрался, – мягко сказал он.
– Нет, – с серьезной миной возразила она, – раз ты признаешь, что пьян, значит по-настоящему ты не пьян, не так ли? Я хочу сказать, что если бы ты действительно был пьян, ты не смог бы этого понять, так ведь?
– Ты просто умница, – восхищенно произнес он. – Но я должен предупредить тебя сразу: я храплю.
– Ой, да мне совершенно все равно, – сказала она. – Бог мой, я так счастлива. Знаешь, что мне в тебе нравится? Обычно между мною и мужчинами происходит нечто вроде дуэли. В том смысле, что они изображают из себя таких крутых молодцов, а я делаю вид, что игнорирую их, но это все игра, понимаешь? А с тобой мне легко. Не знаю почему, но с тобой я могу расслабиться. Мы ведь можем не играть в эту дурацкую игру, правда?
– Да, – с грустью сказал он, – мы можем не играть.
– Послушай, – тревожно спросила она, – ты ведь не коллекционируешь африканские маски?
– Нет.
– И ты не считаешь себя пупом земли?
– Нет.
– И ты не говоришь «скоренько», «поздненько» и тому подобное?
– Никогда.
– И женщины не звонят тебе то и дело?
– Женщины вообще мне почти не звонят.
– Я хочу, чтобы ты знал обо мне все, – убежденно произнесла она. – Каждую мелочь. Знаешь, я могу достать до носа кончиком языка! Очень немногие люди способны на это, и ни одна горилла этого не может. Смотри.
Он уставился на нее, потрясенный.
– Ты девушка что надо, – вымолвил он наконец.
– Я еще многое умею, но это может подождать. Расскажи мне, что ты умеешь.
– Я могу сыграть «Страна моя» на расческе, обмотанной туалетной бумагой. И еще я знаю множество божественных лимериков note 6.
– «Божественных», – повторила она. – Я бы предпочла, чтобы ты не говорил слово «божественных». Впрочем, какого черта, может быть, я тоже задолбала тебя. Я хочу сказать, я очень тебе надоела?
– Нет, не очень.
– Прости, пожалуйста, – покорно сказала она. – Прости, что я придралась к этому «божественному». Мне совершенно все равно. Ты совсем мне не надоел. Честно, Юк.
Он нежно дотронулся до ее лица своими ласковыми пальцами.
– Не торопись, – прошептал он. – Успокойся. Не гони лошадей.
– Я вынуждена гнать их. Ты не понимаешь. Я солгала тебе. Мне не тридцать лет, мне тридцать два. О черт, мне тридцать три. Или тридцать четыре? Я все время забываю. Я ужасно взвинчена. Не знаю, что со мной происходит. Ничего не происходит. Ничего. Поэтому я тороплюсь. Я хочу, чтобы со мной что-нибудь произошло. Для чего все это? Ты знаешь?
Он был ошарашен. Его лицо помрачнело, массивные плечи поникли. Небольшие, бесчувственные, как у рыбы, глаза пристально смотрели на нее.
– Все мои ровесницы вышли замуж, нарожали детей и теперь несчастливы. Я тоже хочу быть несчастной, как они. У меня есть подруга, она собирается выйти замуж за ничтожество. Именно за ничтожество. Но что я могу ей сказать? Не выходи? Нет, я не могу ей этого сказать. Слушай, Юк, а может быть все это просто чья-то грязная шутка, а?
– Может быть, – задумчиво сказал он, – вполне может быть.
– Мне ничего не нужно от мужиков, честное слово! Я просто хочу любить. Неужели это плохо? Я что, уродина какая-то? Ведь это то, ради чего существуют женщины, разве не так? Но все мужчины, которых я знаю, какие-то нетакие. Ни один из них не подходит. За исключением тебя. Старина Юк Фэй. Ты подходишь. Юк, я терпеливая женщина, но мне в самом деле кажется, что ты должен мне что-то сказать. Знаешь, что-то вроде: «Что ты делаешь в субботу вечером?»
– Может, пообедаем вместе в следующую пятницу? – спросил он.
– Я согласна, – тотчас ответила она. – Очень хорошо; ты взялся за дело не торопясь. О'кей. Я не в обиде. Неторопливо и спокойно. Замечательно. Пятница. Обед. Великолепно. Я не буду гнать. Не буду торопить события.
Он одобрительно кивнул.
– Послушай, – спросила она, затаив дыхание, – ты думаешь, из этого может что-нибудь получиться?
– Получиться из чего?
– Из этого. Ты и я.
– Ох… – медленно проговорил он. – Ты и я? Ну… Можно ли узнать заранее?
– Конечно, – пробормотала она, – все правильно, Юк. Можно ли знать заранее?
«Мне хотелось бы оторвать тебе кое-что, – подумала она, – и толкнуть тебя так, чтобы ты полетел вверх тормашками».
– До пятницы, – сказала она и одарила его кисловатой улыбкой.
7
Она ввалилась в квартиру Джоу Родса, преисполненная любовью «Роб Роями». С работы она бросилась домой и вытащила тяжело плетущегося Рокко на прогулку по кварталу. Тот вяло помочился на столбик с указателем парковки и запросился домой.
Вернувшись, Элен смешала первый из трех «Роб Роев» и проглотила его пока раздевалась, принимала душ и опять одевалась. Она надела белую шелковую блузку, которую посоветовал Джоу, приглашая ее сфотографироваться и поужинать.
На нем был алый бархатный смокинг с широкими черными атласными лацканами, отделанными белым кантом. Его маленький череп украшала черная феска с драгоценной брошью.
– Это феска старшего евнуха в гареме шейха в Мекке, – сказал он. – Он подарил мне ее в обмен на фотографию, которую я сделал. На ней он запечатлен за чтением «Нэшнл Джеографик» note 7.
– Когда это было, Джоу?
– О… давным-давно. Ну, дорогая моя, я надеюсь, ты проголодалась.
– Умираю с голоду.
– Отлично. Я приготовил грандиозный салат «Цезарь», каждому из нас по омару, чесночный хлеб, а на десерт я два дня вымачивал свежую клубнику, персики, дольки ананасов и виноград в белом вине с коньяком. Звучит?
– Божественно.
– Будем ужинать на кухне. Так проще.
Он накрыл деревянный стол скатертью из дамаской ткани. Столовые приборы поразили ее: серебряные, массивные, разукрашенные причудливыми узорами. Две тонкие, из голубого парафина свечи были вставлены в хрустальные подсвечники.
– У тебя столько прекрасных вещей, – сказала она ему, – их покупала твоя жена или ты сам?
– О, я сам. У меня ничего не осталось от вещей жены. Садись здесь, Элен. Начнем с крюшона.
Он деловито склонился над сервировочным столиком, попыхивая своим неизменным «Голуазом», зажатым в уголке рта.
– Джоу, – встревоженно спросила она, – тебе не кажется, что ты слишком много куришь? Я имею в виду твое сердце…
– А что мое сердце?
– Твое кровообращение.
– Что мое кровообращение?
– Ты говорил мне, что у тебя плохое кровообращение, сердце…
– Ерунда, – сказал он. – Мое сердце работает как часы. Это тебе, моя дорогая. Попробуй. Не горчит?
– М-м-м. Отлично.
– За наше знакомство. – Он улыбнулся, чокаясь с ней. – Да будет оно долгим.
– Почему ты сказал мне, что у тебя плохо с сердцем?
– Должно быть, ты не так поняла меня, дорогая. Я на днях проходил полное обследование и выяснилось, что я в отличной форме. Все тип-топ. Все системы функционируют нормально. Свечи! – воскликнул он. – Господи, помилуй! Чуть не забыл.
Он зажег свечи и выключил верхний свет. Неожиданно он наклонился и коснулся кончиками усов ее шеи.
– Ты очаровательна! – воскликнул он. – Не могу забыть, как ты выглядела, когда…. Ну, ты помнишь. Это замечательно, не правда ли? Я очень рада, что ты пришла.
Они выпили еще по бокалу крюшона. Затем он открыл большую бутылку «Мускатеда». Он налил немного в чистый бокал и осторожно пригубил вино.
– Ах! – выдохнул он, восторженно вытаращив глаза. – Тает на языке! А теперь…