— Нет, — сказал Нюманс. — Уверен, это было колдовство. Магия Великого Змея.
Тренди с трудом подавил раздражение. К его огромному облегчению, замечание Нюманса Дракен оставил без внимания.
— Адамс был красив, — продолжал он, — но груб… Он хотел и девушку, и золото. Не золото рудника, а золото, которое собирал на протяжении пятидесяти лет король Мануэль. Поэтому он делал все, чтобы заставить Ван Браака уехать. Обнаружив его в постели Леонор, Адамс словно обезумел. Он-то считал Ван Браака дураком, а тот его обставил. Его план провалился. Он даже не успел убить Ван Браака. Леонор, которая была сильной женщиной, выставила Адамса за дверь и, заявив, что он пытался ограбить ее отца, передала его в руки местной полиции. Адамс был выслан с острова с первым же кораблем. Но Леонор не могла предположить, что Ван Браак последует за ним и оставит ее. И еще она не знала, что беременна.
— От кого? — выдохнула Берениса.
— Вот и вся история, — сказал Дракен.
Его охватил такой озноб, что он весь затрясся.
— Сомнения, моя маленькая Берениса, сомнения. Самая худшая из мук. Ван Браак никогда от нее не избавился.
Дракен повернулся к роялю и выдал каскад хрустальных звуков.
— Продолжение вы знаете. Мы все его знаем.
— Нет, — сказала Берениса. — Я не знаю. Рассказывай, Скрип-Скрип, рассказывай.
Он пожал плечами:
— К чему?
— Тебе будет хорошо. И нам тоже.
Сказав нам, она кивнула в сторону Тренди. Пальцы Дракена оторвались от клавиатуры.
— Вы думаете, хорошо, моя маленькая Берениса? Единственное хорошее, что я вынес из прошлого, — это моя музыка. Черная красота моего страдания…
И он хохотнул, может, чтобы посмеяться над самим собой, а может, чтобы снова обрести силы. Берениса почувствовала, что добилась успеха. Как до этого, она положила руки ему на плечи. Дракен тихо закрыл крышку рояля.
— О том, что было потом, — произнес он, глядя на свои барабанящие пальцы, — вы и сами можете догадаться. Ван Браак, я вам уже говорил, обожал Адамса. Когда он увидел, что тот уезжает, то решил уехать вместе с ним. Несмотря на приближение бури, Адамс уже отплыл. Ван Браак предпочел переждать бурю и тоже покинул Рокаибо. Он купил себе небольшой парусник и долгие месяцы в поисках Адамса бороздил Южные моря. Он расспрашивал всех подряд — капитанов грузовых кораблей, рыбаков на джонках, таможенников в портах, стюардов пакетботов. Но так и не нашел его следов. Тогда он постарался забыть Адамса и неожиданно женился на женщине, как и он, много пережившей. Она была готова выйти замуж за кого угодно и приняла Ван Браака таким, каким он был — со всеми его приступами раздражения, молчаливостью и образом жизни, который он ей предложил. Он не хотел больше уезжать с островов и стал колониальным чиновником. Но Рокаибо не шел у него из головы. Он узнал, что король Мануэль умер, а его дочь сразу после отъезда Ван Браака ушла из дворца, захватив отцовское золото, и тоже покинула остров. Ван Браак был уверен, что она никогда не вернется. Теперь на Рокаибо требовался губернатор. Ван Браак предложил себя. Возникло некоторое удивление — он достоин большего, но его кандидатуру утвердили. На многие годы капитан поселился на Рокаибо и, вероятно, оставался бы там и впредь, если бы при рождении Рут не умерла его жена. Он начал подумывать вернуться в Европу, но все оттягивал этот момент, словно боялся чего-то, словно снова боялся встретить на набережной Адамса. Но он и представить себе не мог, что Леонор отправилась по его следам, добралась до Европы, нашла «Светозарную», о которой он неосторожно ей рассказал, и поселилась рядом, словно, чтобы вечно его преследовать. Она вывезла сокровища своего отца; она, никогда не покидавшая Рокаибо и долгое время бывшая одной из несчастных стареющих дев, проводящих жизнь в своей комнате и церкви, наняла пакетбот, приехала в Европу, нашла «Светозарную», купила участок земли и построила «Дезираду». И между делом родила сына. Построенный дом, вероятно, был ее местью, а может, доказательством огромной любви. Ван Браак считал, что это была месть. Он говорил, что она сошла с ума еще на Рокаибо, до того, как он уехал в первый раз, что безумие было разлито в самом воздухе этого острова, его всасывали с молоком кормилиц, что другая «Дезирада», там, была домом, полным несчастья…
— Но если капитан об этом знал, почему позволил дочери выйти замуж за Командора? Что-то толкнуло его на это, что-то, что было сильнее его… — Это вмешался Нюманс, опять намекая на Великого Змея. Дракен не ответил. Нюманс продолжал: — И Командор, почему он хотел Ирис? Он что, ничего не знал об обитателях соседнего дома? Его мать ничего ему не говорила? А Сириус, он знал это, он же мог ему сказать.
— Никто ничего не говорил, потому что никто ничего не знал. Были сомнения, но, повторяю, никто никогда их не прояснял. Возможно, тут замешан сам дьявол, не знаю. Но полагаю, что и сомнение — довольно сильный демон, способный разрушить целую жизнь.
— Но когда Ван Браак увидел юного Командора, он мог бы поговорить с дочерью. Командор не скрывал, что ухаживал за Ирис…
— Меньше всего на свете. Командор даже не скрывал своего имени. Когда он произнес его впервые, я прекрасно помню, я был в гримерной Ирис, — это было после третьего или четвертого спектакля «Турандот», — там была настоящая толкотня. Когда он вошел, такой величественный, элегантный, все замолчали, вокруг него образовалась пустота, а ведь в то время он еще не был так известен. И я услышал, как он обратился к Ирис: «Это потрясающе. Я ваш сосед, но никогда вас не видел. Из газет я узнал, что у вашей семьи вилла в двух шагах от меня и вы любите проводить там лето». И они тут же заговорили о «Светозарной». Ирис была покорена. Надо сказать, Командор производил впечатление. Он не был красив, но все его жесты, слова обладали необыкновенной властью… В его речах ничто не выглядело банальным, а потом эти его глаза — один был светлее другого. Годы спустя Ван Браак иногда говорил, что Командор не мог быть его сыном. Он был высоким, как капитан, с матовой кожей и темными, как у Леонор, волосами, но в нем чувствовалось величие Адамса, его немного дикая сила, его взгляд большой кошки. И этот глаз, светлее другого, говорил мне капитан, тоже был от Адамса, являясь его неоспоримым признаком. Иногда я спрашивал себя: не был ли Ван Браак также очарован Командором, как до этого он был очарован его отцом?
— Вы думаете, его отцом был Адамс? — спросил Тренди.
Дракен на минуту задумался. Его лицо вдруг сделалось спокойным, взгляд — далеким. И только кончики пальцев почти незаметно дрожали.
— Я предпочитаю придерживаться этой версии, — наконец произнес он. — Да, предпочитаю.
— Самая прекрасная хитрость дьявола — заставить нас думать, что он не существует! — воскликнул Нюманс.
— А вернее, давать забвение, — заметил Дракен. — Никто, даже Ван Браак, не пытался понять, хорошо или плохо было то, что делал Командор. Видели, что он влюблен, вот и все. Он был из плоти и крови, платил наличными. Он хотел жениться на Ирис, он положил к ее ногам состояние. Чтобы заполучить Ирис, Командор был готов на любую низость. Я даже думаю, что Ирис полюбила его за эти низости. Иногда это случается с женщинами, вы знаете.
— Значит, она не любила его по-настоящему? — спросила Берениса.
— Поди разберись! Но хватит об этом. Среди поклонников с букетами цветов и журналистов, задававших десятки дурацких вопросов, Командор отличался от всех, от всех остальных. От меня. Ирис увидела его снова, очень скоро, кажется, на следующий же день. В несколько часов я был отодвинут на задний план, чтобы отныне исполнять при ней лишь роль пианиста-аккомпаниатора. У них быстро нашлись общие точки соприкосновения и появились маленькие секреты. И теперь она делила их с ним одним.