Божечки!
Подбежали ещё несколько «добрых» собачек и стали кружить вокруг меня, словно коршуны. Уже потемнело, и меня явно никто не спасёт. Кроме Макса у меня никого не осталось, но и тот меня продал. Кому скажи — не поверят! Мои обглодавшие кости, дай Бог, найдут только к утру примерно через год, это если кому-нибудь взбредёт в голову меня поискать.
Одна бульдожка снова зарычала совсем рядом, а я уже с силой зажмурила глаза, готовясь к худшему.
— Съебались! — рявкают надо мной хлеще той собаки. Чётко, резко, жёстко, что у меня самой поджилки затряслись от строгости и властности голоса. И тембр… такой тягучий, глубокий, раскатистый, прямо как в кабинете у Аркадича. Тот, что говорил последним. Да, точно он. Но как он очутился здесь так быстро? Честно сказать, я и сама была бы рада съебаться отсюда и как можно подальше. Пёсик быстро замолкает и жалобно поскуливает, наверное, пятясь назад, так как его скулёж становится тише и дальше. Остальные животные тоже, видимо, свалили по приказу этого мужика. Слышу только своё частое дыхание и бешеное биение сердца. Тишина вокруг давит, что начинает звенеть в ушах. Уже было подумала, что вообще все ушли и оставили меня одну, как меня берут за руку и поднимают на ноги. Слышу глубокий вдох и… рычание? Опять собака где-то рядом притаилась? Выдох мне прямо в лицо. Приятно пахнет мятой, хвоей и свежестью, будто жвачки полный рот у него. — Цела? — вопрос, видимо, предназначенный мне, потому что меня чуть встряхнули за плечи. — Глаза открой! — снова приказ в том же тоне. Я в отрицании машу головой, мол, хрен тебе. — Что за…?
— Яр, отдай её мне! — вдруг кто-то произносит позади меня и тыкается носом мне прямо в волосы, затем в шею, глубоко вдыхая. Рычание громкое и утробное, от которого волосы становятся дыбом и не только на голове. А я всё жмурюсь от страха, боясь посмотреть на то, что происходит вокруг. — М-м… Удивительно! Сладкая. Красивая. А ещё. Она. Скоро. Потечёт. Отдай! — голос рвано вырывается наружу, прорыкивая каждое слово. Будто и не человек это говорит вовсе.
Что, бля? В смысле отдай? Я что, вещь, чтобы меня отдавать? Сначала продали Аркадичу, а теперь передают, как знамя друг другу! Хер им по всей наглой морде! И что это за слово такое «Потечёт»? К чему оно вообще? Что за чушь он несёт, да ещё и как будто меня нет рядом?
— Сам ты скоро потечёшь, придурок! — произношу я, резко разворачиваясь и распахивая глаза, впиваясь гневным взглядом в этого наглеца, что просил меня себе. От возмущения не понимаю, что творю, и опасность, что мне грозит, уходит на второй план. — Отвали, верзила! — шиплю, тыкая в него пальцем.
Мужик этот высокий, здоровый, что конь. Волосы тёмные, взъерошенные, и глаза, словно угольки. В темноте они кажутся просто чёрными и без белка вовсе. И несколько желтых прожилок в радужке говорят о том, что всё это похоже на дьявольщину. Подбородок его, будто топором обрубили — реально квадратный и с небольшой ямочкой посередине. Очень опасный тип. И довольно симпатичный. Тот вытаращил на меня свои глазюки и чуть приоткрыл рот в немом удивлении. Слышу гортанный смех за спиной. Приятный такой, глубокий.
— Дерзкая, — говорит тот, что сзади.
— Яр! Я ведь спросил для приличия, ты же понимаешь? — снова говорит этот здоровяк, впиваясь взглядом в кого-то за моей спиной. Смех этого Яра резко обрывается. Молчание. И мне от этой тишины снова становится не по себе. А этот хрен наклоняется и опять обнюхивает мои волосы, вообще не стесняясь никого.
— Ч-что-о ты, блин, делаешь? — негодую я. — Отстань! Хватит меня нюхать!
— Что за запах? Не пойму… — разговаривает сам с собой этот недалёкий, периодически реально порыкивая. Теперь вижу, что мне не показалось изначально. Он снова наклоняет своё лицо ко мне и тыкается носом в волосы.
— Это яблочный шампунь, кретин! И я предупреждала! — гневно произношу я и бью его ногой по голени. А у меня босоножки с открытым мысом, между прочим, и, похоже, уже порвались совсем. Короче, слышу хруст собственных пальцев на ноге и от своего же удара корчусь уже я, а не этот верзила. — Твою ж ма-а-ать! Чтоб тебя, Кинг-Конг драный!
Походу, ещё и пальцы себе все переломала на правой ноге. Ну, пиздец, бля! И как тут не ругаться матом?! Этот черноглазый рычит так долго и громко, словно раскатистый гром грянул в дождливый день.
— Совсем ненормальная! — слышу я немного взволнованный голос за спиной, и меня за талию обхватывает огромная ручища и резко притягивает к себе. Спиной бьюсь о просто каменное крепкое тело мужчины и по инерции головой откидываюсь ему на грудь. Боже, как же хорошо! Даже о боли в ноге забываю. Этот Яр, или как там его, очень высок, не ниже этого здоровяка напротив, и неимоверно силён. Вижу его огромные руки, переплетённые тугими мышцами и венами, на одной из которых тату. Чувствую себя защищенной рядом с ним, а ещё от него безумно приятно пахнет. Чем-то… чем-то непонятным: лесом, хвоей, мятой, кофе и просто настоящим мужиком. Он вздыхает и резко выпрямляется, отстраняясь от меня, и наматывает мои волосы себе на кулак. Я аж задрожала в его руках, но вовсе не от холода. Такого с моими волосами ещё ни разу не делали, даже странная парикмахерша у нас во дворе, к которой я ходила впервый и последний раз лет пять назад, даже не доровняв свои чуть посеченные осветленные кончики. Чувствую неимоверное притяжение к этому мужчине, которого даже не знаю! И не вижу! Возможно ли это? Удивительно, но мне плевать на это, честное слово! Просто хочу, чтобы он был рядом. И абсолютно насрать, что он может быть страшнее Аркадича! Но с таким мускулистым телом и неимоверным запахом, это вполне простительно. Мужчина задирает мои волосы вверх, начиная щекотать меня своим носом, и тыкаться им то в шею, то за ушком, вызывая рой мурашек по всему телу. — Она не может быть твоей, Дым. Она уже выбрала, — как-то разочарованно произносит он.