— Да пошел ты, тупой самодовольный кусок дерьма! — сморщивает своё лицо в ярости эта надутая светская львица. — Не-е-ет! — тянет она. — Не может этого быть! Кто она, эта мразь? Убью её! — сжимает кулачки с такой силой, что её наманикюренные острые ноготки впиваются в нежную кожу ладошек.
— Что-о? — удивляюсь я, подскакивая с дивана.
— Кто она, спрашиваю? — упирается она мне в грудь руками, усаживая меня обратно, объезжая мои бедра и тряся своими сиськами у моего лица.
— Убирайся, пока не вышвырнул тебя на улицу в таком виде! — недовольно шикаю, скидывая её с себя.
— Ты никогда не отказывал мне! Что с тобой происходит, Ярик! У тебя точно кто-то появился! Кто эта блядь? Немедленно говори! — смахивает она слезы обиды, хватая своё платье, что висит на барном стуле. Вот смотрю я на неё, эту реально красивую и фигуристую девушку, ведь всё при ней, но не чувствую нихрена! Вообще ничего! В груди ничего не ёкает от этого призывного вида ревущей голой девки, что так открыто предлагает себя. Что со мной, правда? Что Сладкова сделала со мной? Почему, когда Анька пускает слезу, меня всего выворачивает наизнанку от этого? Особенно, если я понимаю, что именно я тому причина. А Лика ревет почти навзрыд, и ничего! Даже нисколько не жалко её, потому что не искренние её эмоции. Показное всё, для зрителя. Ей бы в актрисы, честное слово. Да и злость — это не причина, чтобы так рыдать. Смешно только от этого, ей-Богу!
— Лик, иди давай. Правда, не до тебя сейчас! — встаю, чтобы поняла, что не шучу и ждать не собираюсь.
— Ну, Федорцов, я такого отношения к себе не потерплю! Только вот узнаю, кто она… — угрожает мне эта дрянь.
— Да? — обрываю. — И что же ты сделаешь? — хватаю её за руку, с силой сжимая.
— Вот ты и выдал себя, Федорцов! — хмыкает мне в лицо эта стерва, другой рукой размазывая тушь под глазом. — Я еще подумаю, что можно сделать…
— Значит так, Алуева, я не терплю угроз, и тебе это известно! Подумай, прежде чем что-то ещё сказать или сделать, усекла? — пихаю её ближе к двери, хватаю её лабутены и сую ей в руки. — Заебала!
— Ты же знаешь, Ярочка, кто мой папочка? — щурится она, надевая туфли, снова пытаясь напугать меня, угрожая, призывно нагибаясь, оттопырив свой зад. Пендаля б ей для ускорения поддать, чтобы свалила поскорей!
— Прекрасно знаю! — отзываюсь, хмыкая, протягивая ей руку открытой ладонью кверху. Смотрит на меня, не понимая. — Ключ давай!
— Да пошёл ты! — рыскает у себя в сумочке, ища брелок. — Жди весточку от него.
— Си непременно! — широко улыбаюсь ей. — И не забудь напомнить этому жирному козлу про его долг и не только передо мной.
— Какой долг? — прикидывается та дурой, пряча взгляд.
— Ой, а ты со мной разве не из-за него была? Или ты с батей думала, что я всё прощаю? А? — смотрю на неё, а та тупит глазки. Давно знал, что это её отец подослал свою дочурку ко мне, надеясь откупиться от меня таким образом. Но я ведь не дебил отказываться от того, что мне само лезет в руки, точнее на хуй. — Я не ангел, и тебе это известно! — вздыхаю, отбирая у неё ключи, которые она яростно сжимает в кулачке. — Короче, Лик, я долгов тоже не прощаю, как и те, кому должен твой батя. Так что скажи отцу, чтобы готовился ко встрече со мной. И заруби себе на носу — не лезь ко мне и не суйся в мою жизнь! А свои пустые угрозы можешь засунуть себе в одно место! Я больше не желаю тебя видеть, поняла меня?!
— Урод! — злобно фыркает Лика и уходит, яростно хлопнув дверью напоследок.
Спал херово, честно признаться, в предчувствии чего-то неприятного, безысходного, в общем, чего-то отвратительного, оставляющего горький, испепеляющий всё нутро осадок в душе. Зная Лику, та, небось, вообще не спала, придумывая в мельчайших подробностях план мести. И как я так сам опростоволосился и выдал себя с потрохами?! Повелся на пустую и тупую угрозу злобной стервы? Никогда такого не было со мной! Знаю, блядь, истинную причину! Испугался за Аньку просто. Думаю, там на моей роже всё было написано. Теперь нужно держать ухо востро с Ликусей.
Следующий день был в разъездах по городу. Я проверял объекты поставки. Задолбался вусмерть. Желания идти на тренировку не осталось совсем. А я ведь ещё обещал матери заехать к ней. Да и Аньку, жуть, как хочется увидеть. Потом к Лёхе надо заскочить. Дел невпроворот.
Заехал в цветочный. Купил маме красивый букет и Сладковой веточку белой орхидеи. Знаю, что этот цветок отчего-то нравится ей. Она оценит, что я помню. И думаю, будет приятно удивлена. Может, даже украду её сладкий поцелуй за такой жест с моей стороны. Они все знают, что я вообще не творю подобное. А цветы дарю только маме на день рождения. Прямо представляю уже, как Анюта повиснет на моей шее, жарко целуя меня в щеку. Отворачиваться не стану, как обычно, хочу ответить ей. Если мамы не будет рядом, поцелую в засос, чтоб Анька поняла, что она моя, ну и чтоб мать не шокировать, конечно же.