— Вы считаете это скучным, дорогая Фанни? — удивилась Клер, которая просто обожала беседы на политические темы.
— Нет, нет! Я не говорю о себе лично. Мне приходится интересоваться политикой, хотя бы потому, что ею занимается господин д'Арбле.
— Не думаю, что это всегда скучно и утомительно, — улыбнулась Клер. — Более того, мне кажется, что женщин просто необходимо привлекать к политической жизни. Ведь благотворительная деятельность, которой занимаюсь, к примеру, я, очень ограниченна. А что мне остается делать помимо нее? Вы находите выход своей энергии в создании романов. Я бы тоже очень хотела стать литератором, но не имею таланта!
— Самое большое счастье, дорогая Клер, я нашла отнюдь не в литературе и даже не в славе знаменитой романистки, а в семейной жизни. Кстати, почему вы упорно не желаете выйти замуж?
Вопрос был задан таким тактичным тоном, что Клер и в голову не пришло обидеться. Она сокрушенно пожала плечами:
— Мне удалось избежать цепей брака по расчету еще в ранней юности. За это я в высшей степени благодарна отцу, который не принимал сколько-нибудь заметного участия в моей судьбе, а потому не очень настаивал на скорейшем замужестве. А позже мне просто не довелось встретить мужчину, которому можно было бы смело довериться. И я предпочла независимость одинокой женщины участи рабыни нелюбимого человека.
— Она всегда была слишком привередливой, — включилась тетушка Рекстон, краем уха услышавшая разговор. — Дорогая мадам д'Арбле! Может быть, вам удастся вложить в головку моей племянницы хоть немного здравого смысла?
— Не думаю, чтобы Клер нуждалась в моих советах, — чуть улыбнувшись, ответила Фанни. — Ведь я и сама долго не выходила замуж. До тех пор пока не привязалась всем сердцем к господину д'Арбле.
— Ваш муж — прекрасный человек, мадам, но, извините, иностранец. Клер, ты могла бы выйти замуж за иностранца?
— Обещать вам, тетушка, что никогда этого не сделаю, не стану. Но если уж когда-нибудь решусь выйти замуж, то постараюсь это сделать так, чтобы вы остались довольны. Но, тетушка, не забывайте, мы Находимся в окружении иностранцев!
— Но они говорят по-французски, милая! И не обращают внимания на нашу болтовню.
— Вы забыли, миссис Рэкстон, что все они отлично владеют английским, — возразила Фанни. — Вот, к примеру, его превосходительство, принц Меттерних, не правда ли?
Австрийский канцлер стоял рядом и о чем-то оживленно беседовал по-французски с лордом Стилтоном. Услышав свое имя, он быстро повернулся к дамам:
— Извините, мадам! Мы, наверное, утомляем вас своими нудными разговорами.
— Которые к тому же предпочитаете вести по-французски, — съязвила Клер. — Прошу вас, перейдите на английский, если это не слишком затруднительно.
— Нисколько, мисс Глостер, — ответил Меттерних на отменном английском языке. — Видите ли, я чувствую себя как дома не только в Австрии или в Германии, но также во Франции, Англии, Италии и России. На всех языках этих стран я говорю совершенно свободно.
— Искренне вам завидую, — вздохнула Клер.
— Вы интересуетесь языками, мисс Глостер? — включился в разговор лорд Генри. — Если так, то я мог бы давать вам уроки немецкого и итальянского. Разумеется, в пределах своих возможностей.
— Для меня давно не секрет, что вы свободно говорите по-французски, милорд. Но оказывается, этим ваши таланты не ограничиваются. Разрешите выразить мое восхищение!
Клер нисколько не лукавила. Она действительно была приятно удивлена, и теперь начинала понимать, почему в столь молодом возрасте Стилтон занимает такое высокое положение в министерстве иностранных дел.
— Извините, мисс Глостер, — ответил Стилтон, скромно опустив глаза, — помимо французского, немецкого и итальянского я немного говорю по-голландски и чуть-чуть по-русски. По крайней мере, меня понимали в Петербурге.
В тоне лорда Генри не было рисовки или хвастовства. Клер подумала, насколько в этом отношении, как, впрочем, и во многом другом, он выглядел привлекательнее того же Меттерниха. И не удержалась:
— С господином австрийским канцлером вы, наверное, говорили сразу на всех языках, — сказала она, стараясь, чтобы эти слова услышал Меттерних.
— Господин канцлер отлично говорит по-английски и гораздо лучше меня по-голландски.
— Если бы мы все говорили на одном языке! — вздохнула Клер.
— Вы правы, мисс Глостер, — откликнулся Меттерних, — это способствовало бы созданию той самой мирной Европы, которую я бы хотел увидеть.
— И мы все, ваше превосходительство! — подключился к разговору хозяин дома — лорд Эштон, который хотя и не говорил на разных языках так же свободно, как австрийский канцлер, но был столь же решительным противником французской революции и насилия. Оба они всеми доступными путями боролись против распространения революционных идей по всему континенту. И победили…