— Для начала, Данте, ты почему-то меня не слышишь. Тебе легче поверить любой сплетне этого пакостника Ньюбери, чем мне.
Данте устыдился.
— Ньюбери для меня ноль, я вычеркиваю из памяти его слова на следующий день.
— Приятно слышать. — Да верится с трудом, подумала она.
Они опять надолго погрузились в молчание. Если бы он сейчас дотронулся до ее руки, ласково посмотрел бы на нее и улыбнулся, пропасть меж ними исчезла бы без следа. Но когда Данте снова заговорил, слова, им сказанные, увеличили пропасть до размера бездны:
— К несчастью, Лейла, наши отношения зашли в тупик. Я виноват не меньше тебя. Надо было сразу установить границы для твоих маленьких секретов и моего недоверия. Нам не хватило логики, Лейла. Мы были безудержно расточительны в своих чувствах. Что делать? И ты, и я получили в наследство от предков дикий темперамент и необузданный нрав. Но, Лейла, мы живем в мире приличий. Правила игры распространяются и на нас...
Непонятно, кому предназначались его слова. Порой Данте пугал Лейлу странной фразой, брошенной в пустоту, нераспознанной цитатой, строчкой стихотворения на незнакомом языке.
Между тем дождь, зарядивший с утра, наконец прекратился. Небо прояснилось, и запад залило нежными розовыми и золотыми красками. За последнюю теплую неделю полностью распустилась листва, и теперь в тени деревьев рука об руку гуляли влюбленные. Тихие зеленые улочки Ванкувера звали пройтись налегке, отбросив все мысли, насвистывая или напевая.
Но Лейла и Данте, еще неделю назад не допускавшие даже мысли о разлуке, сидели теперь рядом, словно два древних каменных идола по краям необозримой пропасти.
Лейла из последних сил старалась не потерять лицо. Нет, она скорее умрет, чем покажет этому бесчувственному истукану, какое опустошение он произвел в ее душе.
— Очнись, Данте, и перестань на меня злиться! Ты прав лишь в том, что у нас с тобой общая проблема, но беда в том, что ты ведешь себя так, как будто речь идет о твоем обычном бизнесе. Я-то думала, что ты на моей стороне, но, похоже, я для тебя только назойливая муха, от которой надо поскорее отмахнуться. Боюсь, наш разговор не состоится.
Тем временем Данте заехал на парковку возле ресторана и заглушил мотор.
— Действительно? И почему же? — бросил он через плечо.
— Есть одна трогательная подробность, о которой ты не знаешь. Кое-что, о чем я хотела тебе рассказать...
— А я успею выпить бокал хорошего вина, прежде чем ты начнешь свои излияния? Боюсь, в противном случае мне грозит несварение желудка.
— Я очарована твоей безупречной тактичностью, — съязвила Лейла, с трудом подавив приступ дурноты. — Можно подумать, что это я затащила тебя на обед. Если собираешься издеваться надо мной, лучше сразу отвези меня к маме. У меня нет ни малейшего желания наслаждаться легкой музыкой, свечами, обедом, да и тобой тоже...
— Ты права. Но раз мы сюда приехали, позволь заказать мясо. Если тебе все равно, то я, например, проголодался.
— Тогда ешь свой бифштекс быстрее, после нашего разговора тебе кусок в горло не полезет.
— Ты совсем меня запугала. Придется выпить для храбрости.
Приобняв ее за плечи, Данте повлек Лейлу в ресторан.
Сидя за столиком, он демонстративно долго изучал меню, словно надеялся отыскать там какие-то тайные письмена.
— Тебе коктейль или закажем бутылочку «божоле»?
Лейла никогда не любила крепких напитков. Немного шерри или сухого вермута — это все, что она иногда себе позволяла. Но сейчас, ежась под холодным взглядом Данте, она, казалось, смогла бы не морщась проглотить целый галлон скотча. И в следующую же секунду мысль об алкоголе отозвалась спазмом в желудке.
— Спасибо, предпочту содовую с лимоном.
— Шутишь? Пожалуйста, — он обратился к подошедшему официанту, — содовую с лимоном для моей партнерши и скотч со льдом для меня!
Слово «партнерша» больно кольнуло Лейлу в самое сердце.
— Может быть, хватит, Данте? Что мы такое натворили, что за неделю успели превратиться из любовников в «партнеров»?
— «Партнерша», «подружка», «бывшая невеста»... Решай сама, как мне теперь тебя называть.
Спина Лейлы похолодела, руки затряслись противной мелкой дрожью. Собрав в кулак остатки самообладания, она произнесла сколь возможно ровным голосом:
— На твое хамство мне наплевать, но изволь выслушать, что я имею сообщить тебе: во-первых, я ухожу из «Классик коллекшн», а во-вторых, я беременна!
Аллилуйя! Она решилась, она сказала! А он уж было решил, что новость придется тащить из нее клещами.
— Я знаю, что ты беременна.
— Знаешь? — Лицо Лейлы побелело. — Откуда? Я никому не говорила! Это мама? Она тебе сказала?