— Что это за книга, которая приковала к себе ваше внимание, мадам? — спросил он.
От неожиданности она вздрогнула и резко обернулась, покраснев до корней волос.
— Я… прошу прощения, сэр… Я не слышала, как вы вошли. Это… Это «Дневник» Пеписа, милорд… то есть Эсмонд…
— Пепис? Вы что, получаете удовольствие от такого чтения? — пораженно спросил Эсмонд.
Удивленная отсутствием яда в его голосе, она подняла глаза:
— Здесь он описывает первое мая, сэр. Автор ехал по городу, и «гривы и хвосты лошадей были украшены красными лентами, так же как и новые зеленые поводья…»
Эсмонд поощрительно кивнул. Она прочитала вслух еще два-три абзаца. Ему вспомнились многочисленные письма, присланные в монастырь Магдой. Она, определенно, не относилась к тем молодым девушкам, которые льют слезы над любовными сонетами, а остальную литературу оставляют без внимания. «Дневник» Пеписа! Любопытный она сделала выбор.
— Прошу вас вернуться в спальню, мадам, и ждать там вашу сиделку. Не забывайте о том, что вы тяжело больны.
В ее душе шевельнулся протест.
— Значит, мне нельзя даже передвигаться в пределах своих покоев? Я не больна, и вам это хорошо известно.
— Мадам, мы, кажется, договорились, — нахмурился граф. — Тебе надо некоторое время побыть в роли больной. Если в эту комнату забредет кто-нибудь из слуг и увидит, что ты здесь лазаешь как белка по полкам с книгами, забыв про оспу… Все поймут, что это какая-то игра.
— Это и есть игра, — мрачно сказала она. — Но она почему-то одной мне выходит боком.
— Ты смеешь спорить со мной?
— Меня вынуждали спорить всю мою жизнь. Каждый старался подавить меня, лишить присутствия духа. Что ж, мне не привыкать, — сказала она таким тоном, что Эсмонд удивленно приподнял брови.
Это была необычная девушка, в этом не было никакого сомнения. Он ожидал, что она, как и большинство на ее месте, сейчас снова зарыдает, упадет на колени и станет молить о прощении. Но Магда, похоже, не собиралась вести себя подобным образом. В обычных обстоятельствах на него произвело бы впечатление и приятно изумило такое присутствие духа, но сейчас он был не в том настроении и вознегодовал.
— Мне неинтересно, к чему ты привыкла, а к чему нет, — раздраженно сказал он. — Отныне ты моя жена, хотя это обстоятельство холодит мне душу. Будь добра подчиняться моим распоряжениям без всяких разговоров!
Коснувшись кружева своего воротника, она ответила:
— Вы жестоки и бесчеловечны! Не в пример вашему другу, сэру Арчибальду Сент-Джону.
— В самом деле? Да с чего ты это решила, — ядовито вскричал Эсмонд. — Как смеешь ты в чем-то упрекать меня! Не забывай о том, как ты попала в мой дом!
Она ударилась в слезы.
— Я не хочу строить из себя ту, кем не являюсь!
— В самом деле? Но в твоих посланиях прежде просматривалась благовоспитанность и культура. А ты, как я погляжу, не обладаешь ни тем, ни другим.
— Я хорошо образованна, сэр, хотя жизнь и сделала меня непохожей на благородных и благовоспитанных барышень. Я знаю не меньше, а то и больше вас! — Она сделала нетерпеливый жест в сторону книг. — Но у меня не было условий для благородного воспитания. Мои условия… Вы не можете об этом ничего знать!
— Ты только теряешь время, пытаясь смягчить меня сказками о твоих лишениях.
Магда спрятала лицо в ладонях и перестала сдерживать рыдания.
— Отлично! Держите меня взаперти! В постели! Тогда, может быть, у доктора Ридпэта появится настоящая причина для того, чтобы выписать мне лекарства. Только ему нужно будет явиться уже вместе со священником для совершения последней службы. А потом вы сможете положить меня, как положили мою кузину, в душный склеп и закрыть за мной навечно двери!
Эсмонд побелел.
— Ты не смеешь говорить о ней!
Магда отчаянно махнула рукой и, убежав в спальню, бросилась на кровать, заливаясь слезами.
Эсмонд посмотрел ей вслед и понял пока только одно: в жены ему досталась вовсе не смиренная и кающаяся девица, с которой легко управиться, а настоящая тигрица.
Вдруг он осознал, что сегодня утром ее лицо уже не кажется таким отталкивающим и неприятным, как вчера. Арчи оказался прав. С распущенными волосами и смытой краской на щеках Магда выглядела даже привлекательной, у нее была чудесная фигурка. Ее внешность в определенной степени даже интриговала. А эти глаза! Господи, как они сверкают, когда она бесится!
Он тяжело вздохнул и сказал, глядя в сторону:
— Перестань плакать, ради всего святого! Позже я подумаю над твоей просьбой. А пока… Я умоляю тебя: делай то, о чем я тебя прошу. Я уезжаю вместе с Арчибальдом Сент-Джоном в Лондон, — сказал он, выходя на порог. — Меня не будет несколько дней. Тебе придется плохо, если я узнаю, что ты сделала хоть что-то не так, бросила тень на мое имя!