Потом она попыталась представить, как пройдет вечер, напоминая себе, что Дрю не требовал от нее ничего, кроме угощения. Поест и уйдет, на этом все и кончится.
Но когда он взглянул на нее с порога, она так и обмякла.
— Привет, — сказал он.
Энн не шелохнулась, но выдавила из себя:
— Привет.
— Мы пойдем в ресторан?
— Нет, конечно, нет, — покачала она головой.
Он рассмеялся.
— Тогда, может быть, пригласишь меня войти?
Энн почувствовала, как лицо заливает краска. Она посторонилась и пробормотала:
— Извини.
— Боже мой, какой райский аромат, — произнес он, переступая порог.
— Это домашний хлеб.
— Сама пекла?
Она кивнула и пригласила его в гостиную.
— По-моему, сегодня хлеб уже никто сам не печет.
— Да и я делаю это нечасто.
Прядь волос упала ему на глаза. Энн инстинктивно подняла руку, чтобы откинуть ее, но замерла в нерешительности.
— Ужин готов?
— Я подам его, когда ты проголодаешься.
Напряжение не отпускало их, заставляя стоять неподвижно. Дрю откашлялся.
— Вообще-то я целый день ничего не ел.
— Тогда… прошу к столу.
Они направились прямо к красиво накрытому столу. Дрю сразу набросился на цыпленка, отдавая должное и салату, и домашнему хлебу. Разговор по-прежнему протекал формально. Энн была настолько взволнована, что потеряла всякий аппетит, но ей было приятно наблюдать, как он с удовольствием расправляется с едой.
К счастью, неловких моментов почти не было. Лишь однажды, рассмеявшись какой-то его шутке, она поймала на себе внимательный взгляд, заставивший ее смутиться.
А теперь, глядя, как Дрю уселся, вытянув ноги, и поглаживает себя по животу, Энн не могла отвести от него глаз.
На нем были светлые джинсы и желтая рубашка, подчеркивавшая голубизну глаз и мягкий загар. Она подумала о том, что под этой рубашкой скрываются железные мускулы, твердость которых она ощутила единственный раз в юности, случайно столкнувшись с ним. Но все это — пустые воспоминания. Дрю уйдет, она успокоится и осознает наконец, что он — не более чем любитель доступных женщин, не заинтересованный ни в чем серьезном.
— Ты не только отлично готовишь, у тебя и чай — самый лучший, — он с наслаждением осушил стакан.
Она поднялась, чтобы налить еще. Дрю широко улыбнулся и остановил ее движением руки.
— Сиди. Я сам.
— Ладно, не буду спорить. — Энн откинулась на спинку кушетки. — А, может быть, ты предпочтешь пиво?
— Ни в коем случае. Отсюда я прямиком направлюсь в контору. Меня ждет еще куча бумаг.
— Хочешь иметь свежую голову?
— Точно, — ответил он с обезоруживающей улыбкой.
Если он не перестанет так улыбаться, ей не удержать себя в руках. Пока Дрю ходил за чаем, Энн попыталась сделать над собой усилие и успокоиться. Боже мой, нельзя же так давать волю чувствам…
Услышав его шаги, она придала лицу безразличное выражение. Но когда он появился, ее вымученная вежливая улыбка исчезла сама собой. Чем ближе он подходил, тем громче слышался: ей настойчивый внутренний голос: «Не пытайся себя обмануть». Казалось, Дрю заполнил собой все пространство вокруг. «И так просто он не исчезнет», — подумала она с замиранием сердца.
Он снова присел рядом с нею и протянул ей стакан.
— Теперь ты не сможешь сказать, что тебе от меня никакой пользы, — усмехнулся Дрю.
Позднее Энн размышляла о том, было ли их случайное соприкосновение частью заранее продуманного плана. Но, так или иначе, оно произошло. От мимолетного касания пальцев по всему телу Энн словно прошел электрический разряд.
Дрю, казалось, тоже почувствовал что-то подобное. Он вздрогнул, потом быстро перевел разговор на другую тему.
— А что в последнее время слышно о Питере? Лицо Энн омрачилось.
— Практически ничего.
— Тебя это беспокоит?
— И да, и нет, — ответила она со вздохом.
— Это правда, что у него были нелады с законом?
— Да, правда, — в голосе ее послышалась горечь. — Он дает о себе знать только тогда, когда ему что-нибудь нужно.
— Стыд и срам. А ведь он… подавал неплохие надежды.
— Верно. Но мама всегда считала, что он какой-то бесхребетный.
— Ты ведь знаешь: я хотел ему помочь.
— Знаю. Но он отказался. Я не перестаю надеяться, что когда-нибудь он возьмет себя в руки.