Девушка испуганно покачала головой.
— Меня никто не бил, — её голос был едва различим из-за шума воды. — Я ударилась.
Ага, заметно. У того, обо что ты ударилась было много силы и это что-то точно знало куда бить, чтобы скрыть это не составило особого труда.
— Может тебе чем нибудь помочь? — спросила я через несколько секунд, глядя на неё.
— Себе помоги, — огрызнулась она, даже не глядя на меня.
Я постояла ещё пару секунд, обуреваемая практически противоположными эмоциями. Вздохнув, я покачала головой и направилась к выходу.
Я понимаю, что ни кто не заслуживал того, что сейчас красовалось на её шее. Но и я уж точно не заслуживала таких выпадов, от того, кому искренне хотела помочь.
Я толкнула дверь туалета, но она обо что-то ударилась и с резким стуком отлетела обратно на меня. Я едва сумела её поймать, пока моё лицо не превратилось в кровавое месиво.
— Смотри куда идёшь, — услышала я грубый мужской голос, когда дверь снова распахнулась.
— Не нужно стоять прямо в проходе, — пробормотала я, глядя на высокого парня перед собой.
Я едва ли доставала ему до груди.
Грубость так и хотела сорваться с языка парня, стоящего передо мной, но он покачал головой и протиснулся мимо меня в туалет. В женский туалет.
— Я везде искал тебя, — сказал он по всей видимости той девушке, потому что кроме неё там никого не было.
Я на секунду задержалась в дверях, прислушиваясь. Лишь тихие перешёптывания, доносились из не до конца закрытой двери, и я ушла.
Остаток дня прошёл без происшествий. Я больше не встречала плачущих девочек или грубых парней. Жизнь текла своим чередом в школе, где богатенькие детки могут устроить при желании ад для таких, как я. Богатенькие детки и психолог.
Глава 9
Моя нога усердно отстукивала дробь по паркетному полу в приёмной школьного психолога, пока я терпеливо (или не очень) ожидала своей очереди.
Молодая женщина с коротко стриженными светлыми волосами открыла, тяжёлую на вид, дверь.
— Извини, что заставила тебя ждать, — сказала она, слегка улыбнувшись, — сама понимаешь, сегодня все на ушах стоят.
Я оторвалась от занятия, которое выдавало моё немалое беспокойство, и поднялась с мягкого стула.
— Меня зовут Евгения Константиновна, — проговорила женщина проходя в кабинет, она села за тёмный стол с большим компьютером и множеством папок. — Присаживайся, — сказала она, указывая на стул напротив себя.
Я сделала так как она просила, полная желания выйти из этой комнаты, не выходив при этом из себя.
Я быстро изучила взглядом тесный кабинет. Книжные полки были заполнены книгами, расставленными по цветам. В кабинете не было и намёка на семейную жизнь, лишь картины природы и фотографии знаменитых личностей. У окна в горшке висел папоротник, полный жизни и энергии.
Мне приходилось прилагать все свои усилия, чтобы не стучать ногой о пол, не щёлкать пальцами или не грызть ногти. Я делала всё, чтобы не выдать, что глубоко во мне сидит обсессивно-компульсивное расстройство.
— Тебе нравится в школе? — спросила психолог, открыв папку с моим именем, лежащую на столе.
Я откинулась на спинку стула, чтобы не выглядеть как зажатый кабачок, и кивнула.
— Здесь красиво, — сказала я, натянув на себя лучшую улыбку.
Играть, так играть. Это было то, с чем я справлялась лучше всего. Улыбаться и выглядеть заинтересованной, пока внутри тебя кипит ураган.
На губах Евгении Константиновны появилась мимолётная улыбка, будто она слышала это уже много раз.
— Твои отметки в прошлой школе были довольно хорошими, — сказала женщина, складывая руки перед собой на стол и променяв разглядывание бумаг на разглядывание меня. — И рекомендации у тебя были хорошие. Ты была одной из лучших учениц. Но в конце прошлого года твоя успеваемость снизилась?
Я почувствовала на себе её взгляд, но не повернулась, делая вид, что слишком увлечена пейзажем, висящем на светло-бежевой стене, чтобы не выдать свои истинные эмоции.
Я даже не поняла это был вопрос или констатация факта. Но по тому, как женщина ожидала моего ответа, я поняла, что это всё-таки вопрос.
— Зачем вы спрашиваете о том, что и сами знаете? — спросила я, всё так же не поворачиваясь в её сторону. — Или вы хотите чтобы я сама назвала вам причину моей плохой успеваемости?
На губах женщины появилась едва различимая улыбка, она потянулась за карандашом и что-то коротко зафиксировала в папке с моим именем.
— Нет, я просто хотела убедиться, что ты сама принимаешь тот факт, что это повлияло на твою жизнь. Нелегко думать об учёбе, когда на твоих руках умирает твоя мама.
Я поморщилась и мотнула головой. Это прозвучало слегка грубо.
— Я принимаю факт, что смерть мамы повлияла на мою жизнь, — спокойно ответила я, когда моё сердце ёкнуло. — Но это было три месяца назад. Да, мне до сих пор больно, но я пошла дальше. Так, как хотела бы мама.
Я говорила то, что она хотела услышать. И одновременно с этим это было тем, что я хотела чувствовать.
Евгения Константиновна кивнула и улыбнулась.
— Ты уже выбрала себе направление? — спросила она, когда я подняла на неё взгляд.
Я покачала головой.
— Кем бы ты хотела стать? — снова спросила женщина.
Я пожала плечами. Я не знала, кем хотела стать. Я вообще старалась не думать о своём будущем. Я и прошлое старалась не вспоминать. Скорее это тот момент, когда я с уверенностью могла сказать, что живу настоящим.
— Насколько мне известно, твоя мама была врачом, — сказала Елена Константиновна. — Ты не хочешь пойти по её стопам?
Моя мама любила людей и любила свою работу. С ней она проводила даже больше времени чем со мной, но могла ли я винить её за то, что она так любила помогать людям? Жертвовать собой во имя благо человечества.
Я снова покачала головой.
— Я больше склонна к гуманитарным наукам, — коротко ответила я, а потом добавила, — Скорее всего моя профессия будет связанна с историей или литературой.
Женщина кивнула и снова что-то записала.
— Ты наверняка знаешь, то у нашей школы высокие стандарты обучения. Тебе придётся постараться, чтобы остаться здесь. Люди попадают сюда благодаря деньгам или связям, но не один из этих факторов не поможет здесь остаться.
Я вздохнула и посмотрела на женщину. Ей было чуть больше тридцати лет, но в её глазах залегало подлинное беспокойство, будто она и правда волновалась за всех тех, кто здесь учился.
Но я сомневалась, что меня могут выгнать из школы, учитывая количество нолей в сумме, которую платил мой отец за обучение.
— Я же здесь не для того, чтобы говорить про мою успеваемость, — сказала я, сложив руки на груди.
На губах психолога снова появилась улыбка, которая выводила меня из себя.
— А о чём бы ты хотела поговорить?
— Я бы вообще не хотела быть здесь, — ответила я. — Но раз этого всё равно не исправить, то давайте перейдём к сути. Сегодня у меня был не очень хороший день, и мне не хочется сидеть здесь и обсуждать мою учёбу.
На губах женщины была неподдельная улыбка, будто её и правда забавляли мои попытки, она потянулась к папке. Звук соприкосновения карандаша и бумаги буквально выводил меня из себя.
Я вздохнула и закрыла глаза, чтобы не закричать.
— Что бы вы сейчас не писали в этой папке, напишите, что я нормально переношу смерть мамы, и что мне можно здесь больше не появляться.
Елена Константиновна едва заметно приподняла бровь, будто удивлённая моим напором. Но это была всего лишь игра, она ждала от меня нечто похожего.
— Но ты же не в порядке, — просто ответила она.
Я открыла рот, чтобы возразить, но ничего не смогла сказать.
— Ты просто делаешь вид, что все в порядке, но это не так, — продолжила женщина. — Ты нервная, слегка агрессивная, знаешь, что я легко могу прочитать тебя, поэтому стараешься контролировать себя.
Не знаю в какой именно момент меня начало слегка трясти. Ощущение было такое, будто меня уличили в чем-то страшном. Но что было страшного в том, чтобы скрывать свои эмоции?